Розмари вручила Натаниэлю буханку свежевыпеченного хлеба. Все знали, что с той поры, как Джон Фолкнер приказал долго жить, его вдова выбивалась из сил, пытаясь прокормить детей и содержать маленькую ферму. Так что отвезти ей еды, особенно после смерти дочери, казалось хорошей идеей. По крайней мере, так думал Натаниэль, когда они с Калебом и Томасом пустились в путь. Однако добравшись до жилища вдовы, они пришли в изумление, обнаружив вместо упадка и бедности процветающую усадьбу. В пустовавшем прежде хлеву стояли две коровы и две лошади – редкое богатство в Салеме. Натаниэль постучал в дверь, и вдова Фолкнер пригласила их внутрь – не в холодную неприветливую каморку, а в теплую уютную комнату. На столе стояла еда, на огне – котел с тушеной олениной (Натаниэль определил это по запаху). Между тем, сезон для охоты был неважный, и принести домой только что добытого оленя можно было, только если тебе очень повезет. Натаниэль вежливо представил вдове сыновей, передал соболезнования от Розмари и добавил, что мальчики с радостью помогут по дому, если нужно. Хозяйка так же вежливо отказалась от помощи, объяснив, что у нее все в порядке, а еды более чем достаточно для нее и детей.
– А как двойняшки? Помнится, у них были какие-то нелады с ходьбой? – полюбопытствовал Натаниэль.
– С ними все хорошо, спасибо, – вдова встрепенулась на стуле. – Вот, к слову, и они.
Два совершенно одинаковых мальчика примерно возраста Калеба ворвались в гостиную, где сидели Кэмпбеллы. Оба выглядели здоровыми и румяными, от хромоты не осталось и следа. Какой бы недуг не был причиной их слабости, он полностью исчез. Натаниэль удивился, как можно так быстро перейти от беспросветной бедности к процветанию.
– Вдова Фолкнер, я очень сочувствую вашей утрате, – искренне произнес Натаниэль, следя в то же время за реакцией женщины.
– Бог дал, Бог и взял, так говорит преподобный Пэррис, – спокойно отозвалась вдова.
– Все верно. Вы правы. Так значит, вы ни в чем не нуждаетесь, – и Натаниэль обвел комнату рукой.
– Разве что в дочери. Я бы все сделала, только бы ее вернуть.
– Разумеется. Скажите, у нее было много друзей? Вероятно, она была знакома с дочкой преподобного Пэрриса? – спросил Натаниэль.
– Нет. На вечерних молитвах по воскресеньям и четвергам они, может, и разговаривали, но подругами точно не были.
Не такого ответа ожидал Натаниэль. Он мрачно кивнул, еще раз выразил соболезнования и подал Томасу и Калебу знак, что пора уходить. Выйдя на улицу, Натаниэль покачал головой, чувствуя себя совершенно сбитым с толку: он-то был уверен, что околдованные девочки имеют какое-то отношение к смерти Эбигейл.
Когда Натаниэль сел на лошадь, в дверях появилась вдова и окликнула:
– Мистер Кэмпбелл, есть еще кое-что.
– Что именно? – уточнил Натаниэль.
– Я любила дочку, но мне нравились не все ее знакомые.
– Кого вы имеете в виду?
Вдова нервно огляделась, хотя рядом никого не было, и, наконец, проговорила:
– Например, семью Болл.
С этими словами она вежливо кивнула и исчезла в доме. Натаниэль посмотрел на мальчиков:
– Ну что, навестим Констанс Болл? Возможно, это как-то связано с разрытыми могилами, которые вы видели на ее земле.
Калеб и Томас согласились. Дочери Констанс Болл были известны во всем городке: во-первых, они ни с кем не разговаривали, а во-вторых, были необыкновенно красивы. Семья Болл жила недалеко от Кэмпбеллов, так что Томас и Калеб иногда срезали путь мимо их усадьбы, хоть и знали, что так делать нельзя. Боллы жили в большом кирпичном доме, выделявшемся на фоне окружающих домов, обшитых досками. Единственное, что все точно знали о семье Болл: они всегда тут жили.
– Как думаешь, Констанс Болл имеет отношение к смерти Эбигейл? – спросил Томас.
– Вот и выясним, – отозвался Натаниэль. – Помните, что делать, когда приглашают в дом?
Мальчики кивнули. Отец долго тренировал их. Долгими промозглыми ночами они караулили гнезда вампиров, видели немало одержимых демонами, а еще Натаниэль учил их быть вежливым, чтобы тебя впустили в дом, ведь это означало уже половину победы.
Когда Кэмпбеллы добрались до усадьбы Констанс Болл, поднялся сильный ветер. Снег заметал поля, слепил глаза. Натаниэль привязал лошадь, и они поднялись на крыльцо. Дверной молоток был размером с голову Калеба. Томас стукнул им по бронзовой пластине. Звук удара эхом прокатился по дому, заглушая даже завывание ветра. Через пару минут крупный мужчина в черных брюках и застегнутом до самого горла пиджаке отворил дверь, и взглядам гостей предстал огромный холл и витая лестница. Натаниэль назвал свое имя и попросил разрешения войти. Мужчина провел гостей в большую гостиную, расположенную справа от холла.