И прошёл год

Натаниэль с сыновьями приехали в город на следующее утро. Они знали, что Констанс – ведьма, а встреча с Прюденс подтвердила, что она тоже ведьма. Натаниэль предупредил мальчиков, чтобы те были предельно осторожны. Они не знали, что ведьмы устроят на этот раз. Натаниэль подозревал, что дело связано с разрытыми могилами, но доказательств у него не было. Но в одном он был уверен наверняка: процесс против ведьм надо остановить. Невинных людей бросили в темницу, а вскоре и вовсе повесят. Сегодня Натаниэль немного опоздал в молитвенный дом. Каждый день в здание набивалось столько народу, что толпа выплескивалась из дверей на улицу. Кэмпбеллы пробрались в дальний угол. Еще троих обвинили в колдовстве и сейчас допрашивали. Чаще всего обвиняемые были так напуганы, что не могли внятно отвечать на вопросы судей, что только ухудшало их положение. Примерно через час тщетных допросов в дверях появились двое мужчин, которые волокли за собой женщину. Натаниэль узнал Бриджит Бишоп, которую один раз, двенадцать лет назад, уже обвиняли в чародействе, но тогда никаких доказательств не обнаружилось. Когда ее толкнули к судьям, из толпы начали выкрикивать обвинения. Девочки, едва взглянув на нее, зашлись в крике. Бриджит закрыла уши руками, и девочки сделали то же самое. Что бы она ни делала, девочки все повторяли за ней, причем кривлялись так, будто их принуждали к этому силой. Судьи потребовали тишины. Судья Вильям Стоутон, назначенный самим губернатором, заговорил первым. Он спросил Бриджит, знает ли она, почему предстала перед судом. Она ответила отрицательно. Стоутон объяснил, что ее обвиняют в том, что она воздействовала на других посредством колдовства, и указал на стоящих в углу девочек, среди которых была и Прюденс Льюис. Бриджит ответила, что незнакома с ними. Пока она говорила, Прюденс начала корчиться и извиваться, остальные последовали ее примеру. Толпа угрожающе всколыхнулась, убежденная, что Бриджит мучает бедняжек прямо у них на глазах. Тогда женщина расплакалась.

Гнев рос в сердце Натаниэля, и он уже не смог его сдерживать.

– Ваша честь, если можно, я хотел бы кое-что сказать, – поднял он руку.

Пока он протискивался сквозь толпу, все взгляды обратились на него, шепот выплеснулся на улицу: «Натаниэль Кэмпбелл хочет что-то сказать!» Заметив, что их снова перебили, судьи подняли глаза. Натаниэль вышел вперед и обратился к судьям. Он говорил громко и четко, а толпа притихла, так что слышно его было хорошо.

– Достопочтенные судьи, я бы хотел высказаться в защиту осужденных. По моему подсчету, к настоящему времени по обвинению в колдовстве в тюрьме находится шестьдесят два человека.

– Мистер Кэмпбелл, знаете ли вы, что этот суд назначен самим губернатором Массачусетса? – спросил Вильям Стоутон.

– Да, знаю. Но это не меняет того, что вы бросили за решетку немало народу. А доказательства, что эти люди занимаются колдовством… – Натаниэль помолчал. – Доказательства похожи на дым.

– Что вы имеете в виду?

– Если я разведу здесь огонь…

– Вы этого, разумеется, не сделаете, – перебил Стоутон.

– Вы правы, но это просто пример. Если я разведу огонь, и мы с вами будем стоять по разные его стороны, то я буду видеть дым так, а вы – иначе.

– Я вас не понимаю.

– Мы оба увидим дым, но по-разному, потому что стоим в разных местах: вы там, а я здесь. Если нам придется описать его, ваше описание будет отличаться от моего, а прочитав ваше, я тоже не узнаю дым, который видел, хотя мы смотрели на один и тот же костер.

– Что вы пытаетесь сказать, мистер Кэмпбелл? – переспросил судья. – У нас мало времени.

– Я думаю, – заметил Натаниэль, – что, когда на кону стоит жизнь человека, тщательность расследования важна в той же мере, что и целесообразность.

Стоутон посуровел:

– Я бы хотел, чтобы вы перешли непосредственно к доводам, мистер Кэмпбелл.

– Судья Стоутон, пострадавшие девочки описывают дым так, как он выглядит с того места, где они сидят. А другие описывают дым со своих мест. Все они правы, но ни один из них не прав больше, чем другой.

– Вы тратите наше время, мистер Кэмпбелл? – судья начал терять терпение.

Натаниэль глубоко вздохнул: ему приходилось объяснять то, что для него самого было ясно, как белый день:

– Возможно, девочки поняли неверно, что именно сделала эта женщина, – сказал он. – Или же им больно, но причина не в этой женщине.

– Вы обвиняете их во лжи? – угрожающе спросил Стоутон.

– Я не говорю, что они лгут. Я говорю только, что они могут ошибаться.

Прюденс на несколько секунд прекратила истерику и уставилась на Натаниэля, потом завизжала и начала указывать на него.

– Прекрати! – вопила она. – Прекрати, злой человек! Я тебе ничего не сделала, а ты щипаешь и царапаешь меня!

Судьи посмотрели на Прюденс, извивающуюся от боли, с вспухающими на щеках красными полосами, потом повернулись к Натаниэлю.

– Мистер Кэмпбелл, зачем вы мучаете невинную девочку? – прогрохотал Стоутон.

– Но я ничего не делаю, – твердо отозвался Натаниэль. – Я просто стою здесь.

Прюденс кричала не переставая.