…и просто богиня

Я попробовал не смеяться. Как только мне хочется над кем-то похохотать, я пробую — если успеваю до этой неудержимой щекотки — вспомнить, а сам-то как? а у меня? а не крива ли рожа?

Что я пишу?

«Прилетел», — пишу.

«Добрался, все ОК», — пишу.

«„Солнце светит“, пишу, или, как сегодня, например: „Дождь“:(.»

Я пишу «До встречи», «Скучаю», «Скоро буду» и «Я тебя тоже». Я много чего пишу, всякую глупость, в общем-то, которая иногда — много позднее — оказывается и не глупостью вовсе. Помню ли я свои статьи на злобу дня? Не помню. Прошла «злоба», истлела и статья. А разговор с хромоножкой во Франции записал и очень им дорожу. И тетку ту на Мертвом море хорошо помню — ох, и злющая она была. И ловкую фразу помню, которая выскочила сама собой, и была будто бы и не обо мне.

«Она думала, что он ее не любит, а оказалось, что это у него любовь такая», — записал я, не зная еще, что, походя, заглянул себе в будущее, как в карман.

Подошла моя остановка. Она была и ее остановкой. Девочка встала, из девочки-кучки став девочкой веточкой — обычный девочковый сюрприз. Она пошла впереди меня. Обычная девочка. Джинсы, пухлый стеганый жилет, длинные темные волосы.

Я подумал, что у нее сейчас одухотворенное лицо. Должно быть. А как иначе?

СМУТНЫЕ ДЕВЫ

…одна другой краше.

Первой была женщина-мумия, что сидела в кафе на самом краю Садового кольца, серо-зеленая с ввалившимися черными глазами, выпученным ртом и крутыми скулами — яркий пример нецелевых трат семейного бюджета — и я не стану думать, сколько тяжелых металлов потребила вместе с пиццей жуткая кукла, пока я ждал зеленого света светофора, переходил дорогу, спускался в подземный переход и из него выходил — к высотке МИДа, тоже жуткой в своем желании быть красивой, а там, на ветру, увидел вторую.

Вторая, юная, была в белых шортиках, похожих на купальные, в белой рубашке, похожей на мужскую, завязанной на пупке узлом, а на ногах у нее были красные туфли на длиннющем каблуке, а в руке она держала красный айпод, а к ушам ее, скрытым каштановыми кудрями, тянулись красные провода. Объективно говоря, (учитывая, например, истерический раскрас лица) она была похожа на проститутку, но шаг ее на здоровенных копытах был зыбок, круглое личико молодо, а выражение его было отчаянным. «И наплевать, я самая красивая, как из журнала», — было написано на нем, из чего следовало, что второй кожей проституционный наряд, может, и не станет; шанс на то, что поумнеет забавная барышня, еще есть.

А третьей, разглядывать которую я начал с крутой, низко посаженной задницы, уже ничего не поможет. Не будет в ней — затем обернувшейся ко мне лицом, строго на меня взглянувшей — ни той бездонной тоски прооперированной мумии, ни отчаяния неумело прихорашивающейся молодости.

— Вы куда? — спросила молодая женщина, не пуская меня в подъезд дома, где я сейчас проживаю. — В какую квартиру? Я вас не видела!

Костюмчик у нее был блескуче-синий, а сама она была похожа на спелый фрукт — румяная, круглая вся, наверное, даже красивая, если б не жестяной взгляд, и голос активистки-общественницы, какие прежде шли в комсомол, а теперь зовутся менеджерами и бизнес-леди. Сейчас яблоко, потом будет грушей. Ядовитой. Я думаю, от рождения.

— Вот и познакомились, — сказал ей я.

* * *

Услада для глаз — эти московские богачки. Вчера на аукционе (благотворительном, фотографическом) особы неясных лет скупали фотографии, кружочками с номерами трясли, вызывая оживление в толпе. Когда ушел последний лот, то аплодировали, вроде, не организаторам аукциона, придуманного для помощи детям с пороком сердца, а покупательницам, приобретавшим необязательную красоту в манере и впрямь обаятельной.

Было на аукционе много разного народу. Были сутулые высокохудожественные личности в твидовых пиджаках и длинных шарфиках; были лощеные господа в клетчатых костюмах; были старушки с аристократическими фамилиями; были женщины неизвестного рода занятий и социального статуса (вахтерши? профессорши?); были девушки в лаковых лаптях (если ножки толстые, то бескаблучная, тупоносая обувь иначе не выглядит). И были они — условно говоря, московские богачки, «смутные девы», яркие, немного изломанные.