«И пусть все мои дороги ведут к тебе…»

Но теперь ты быстро, как я, должна мне все написать, все что ты хотела сказать мне в последний раз. Тогда тоже получилось очень глупо, я уже опаздывал на 10 минут, и каждую минуту могла показаться наша делегация. Я проклинал себя потом за те десять минут, которые мы шли с тобой не вместе. Линуська, только не сердись на меня, ладно?

18. XI. 52

Линуська, милая моя!

Твое письмо явилось для меня совершенной неожиданностью. Я имел возможность привыкнуть к долгим интервалам в нашей переписке, но на этот раз, надо признаться, я уже перестал ждать – настолько длительным было твое молчание. Было очень больно, я ведь страшно любил твои письма: совершенно независимо от того, был ли я кем-нибудь увлечен или нет, они всегда составляли для меня какой-то особый, особенно мой, особенно родной мир, к которому никогда никому кроме меня нельзя было прикасаться. И вот письма кончились, мира больше не было, словно кто-то задернул штору… К счастью, операция, которую ты называешь приобретением жизненного опыта, научила меня не «хоронить живое», а просто не задерживаться чересчур долго на том, что вернуть ты не в силах. И единственное, что мучало меня – это полное непонимание причины твоего категорического молчания.

И вот пришло твое уже неожиданное письмо. Я пришел домой в три часа ночи с партийного собрания в Союзе коммунистов, где происходило нечто вроде ждановского совещания с композиторами в 1948 году. Страшно болела голова, хотелось спать, и тут я увидел на столе конверт, исписанный родным, знакомым подчерком. Я, забыв про усталость, тут же два раза от начала до конца прочитал твое письмо, на другой день (вернее ночью) еще раз. Хорошо-хорошо читать эти строчки, знать, что ты не забыла, помнишь.

Я не ответил тебе сразу же совсем не из-за графика. В субботу умерла моя бабушка, а ведь с ней у меня связано все детство. А потом я впервые хороню близкого человека.

Теперь о твоем. Мне, конечно, отсюда, не зная точного состояния твоих дел, просто невозможно давать советы. Единственное, что я могу сказать: если здоровье хоть немного позволяет, нужно, конечно, кончать институт. Но только в том случае, если медицина согласна. Ради возможности жить по-настоящему / в нашем смысле/ можно жертвовать всем кроме самой жизни. Твои разговоры насчет «обузы» по-моему тоже – чепуха, приносить пользу можно и без высшего образования, – с этим и ты спорить не станешь, а в наше время нужно жить максимум, ибо каждое завтра бесконечно прекраснее замечательного сегодня. Исходя из этого и нужно решать на основе конкретного положения.

Теперь обо мне, попробую кратко изложить события последних времен. Скрипя зубами закончил институт и был этому страшно рад. Сначала радовался тому, что больше не придется мучиться с экзаменами, а теперь – тем хотя и немногочисленным, но все же знаниям, которые удалось схватить в институте. Работаю, как и хотел, в орготделе ЦК союза молодежи. Работу дали весьма интересную и ответственную: заведую сектором информации. Это значит, полагается всегда знать, что, где, когда и как в нашем союзе творится. До сих пор наш сектор не работал, все приходится создавать заново. Но самое главное то, что хотя масштаб общегосударственный, работа немыслима без постоянной, прочной связи с жизнью, с людьми.

Линуська, родная, с радостью могу доложить, что за время, которое мы не виделись, мною сделано немало шагов, больших и малых, к тому, чтобы быть таким, как хочется – настоящим. Ты не подумай, Линусь, это не зазнайство, потому что путь еще очень и очень далек, но немного гордости все же есть.

Знаешь, Линусь, как получается, в институте клялся-божился, что как последний экзамен сдам, ни за что больше «организованно» учиться не буду, а так мол «для себя» только. А что получается? Английским и историей КПСС занимаюсь организованно – выходит, а все остальное, не выходит (исключение – вопросы музыки и архитектуры, но это по необходимости, т.к. у нас в ЦК своих специалистов еще нет, так мне приходится по совместительству). И вот где-то в глубине души начинает копошиться нечто, похожее на потребность в серьезной «организованной» учебе. Но единственная такая возможность, если не бросать работу, о чем пока и речи быть не может, это заочная аспирантура. Но на это пока не хватает духу. А вообще мне хорошо. Хорошо главным образом потому что мы, несмотря на всю дрянь, захватывающими дух темпами приближаемся к тому, что я с такой болью в сердце оставил в 1946 году. А главное, что в этом и моих трудов капля. А тут еще и XIX съезд! Нет, Линка, жить просто замечательно.