И равнодушно смотрят небеса...

В первом случае все понятно: лезь на «решку» и ори в окно, что может весьма плачевно

закончиться, если злой попкарь, не успевший опохмелиться, вас «зашухарил». После

одного-двух предупреждений вызывался ОМОН и камеру «убивали».

Во втором случае используется простейшее приспособление — тот самый универсальный

«тромбон». Постучав три раза кружкой в стену и получив такой же ответ, ее приставляют

дном к стене и, плотно прижимая к отверстию рот, не спеша, с расстановкой говорят

примерно следующее: «1-2-5, 1-2-5! Это 1-2-4, как слышите?» Убедившись из ответа, что

слышат его хорошо, разговор продолжается дальше. На самом деле слышно очень плохо,

но разобрать все же можно. Иногда подельники, сидящие в несмежных камерах, просят

передать что-то через две-три камеры. Это опасно, потому что на «тройниках» все их

переговоры обязательно сдадут оперу.

«Конь» — одно из самых оригинальных приспособлений, придуманных «зэками». «Коня»

плетут из обычных ниток или, когда их нет, из ниток специально распущенного для этой

цели старого барахла. Из нескольких ниток сплетается тугой канатик, к нему

привязывается небольшой грузик в спичечном коробке — и «конь» готов. Один из

жителей камеры, у которого лучше всех получается «гнать коня», отвечает за него и

называется «конегон».

Для того, чтобы опустить «коня» за окно, нужно приложить немалые усилия. Изнутри

окно прикрывает решетка в виде ставни с ячейкой примерно 4 х 4 см, за ней рама со

стеклами (но обычно одно стеклышко в нужном месте аккуратно вынуто), потом —

мощная толстая решетка с ячейкой 15 х 15 см и уже за ней — «баян» или «карман» —

металлический лист, действительно похожий на оттопыренный задний карман брюк. До

желанной свободы рукой дотянуться невозможно, поэтому используется «причал» —

палка, которую хранить тоже «не положено» и ее отбирают при каждом шмоне, или

«причал» в виде телескопической антенны, хитро скрученной из газет. На конце

«причала» делается паз, куда вставляется «конь». После всех приготовлений он аккуратно

выпускается на свободу. Затем «конегон» трижды стучит ногой в пол, что означает

«Прими «коня!» «Конегон» из нижней камеры высовывает причал и принимает «коня».

Все просто до гениальности! Записка из нижней камеры: «Привет, братва! С самыми

лучшими арестантскими пожеланиями обращается к вам братва из хаты такой-то. Сидим

на полных «голяках». Если есть немного табака и «замутка» чая, подсобите. С уважением, хата такая-то». Если у нас было чем поделиться, то на «коня» цеплялся плотно завернутый

в целлофан пакет, «конегон» трижды стучал в пол, и нижние его принимали. Иногда это

было просто развлечением: писали малявы друг другу, я что-то рисовал… С помощью

«коня» иногда приходилось передавать кусочек сала, сахар, конфеты.

Так называемый «боковой конь», связывающий две соседние боковые хаты — более

редкое явление ввиду сложности технологии его протягивания. Но мне довелось увидеть и

этот процесс. Из двух камер одновременно высовывались «причалы», на одном из которых

висел «конь» с грузом. «Коня» раскачивали до тех пор, пока соседнему «конегону» не

удавалось его подцепить на свой «причал». Иногда на это занятие уходил целый день, и

вся камера была как бы при деле. Не нужно забывать, что весь процесс проходит с риском

быть «спаленным» попкарем, который, по уставу, время от времени должен украдкой

заглядывать в дверной глазок. Мало того, бригада шмонщиков регулярно обрезала

«коней», висящих из окон вдоль стен по ту сторону камер, специальными ножницами на

длинных шестах. Но все равно через день-два «кони» снова висели на своих местах.

С «ногами» дела обстояли посложнее. Передать ксиву через баландеров (заключенных,

оставшихся отбывать свой небольшой срок в тюремной хозяйственной обслуге и

работавших на разноске пищи по камерам) было быстро и без особых проблем. Баландер

за одну записку брал всего пару сигарет или «замутку» чая. Но как всегда, было одно

«но»: на «тройниках» удержаться в баландерах можно было, только работая на оперчасть.

Поэтому большинство ксив баландеры читали и самые важные передавали операм. Но

попросить в камере, где сидели знакомые, чая и курить через них было все же проще и

безопаснее.

Получить письмо от родных или «выгнать» его на свободу можно было только через

«прикормленного» попкаря. В тюремные контролеры в основном идут люди, жизнь

которых не сложилась то ли в силу отсутствия мозгов, то ли по причине изгнания их из

органов внутренних дел по большей части за пьянство, то ли по еще по каким-либо

соображениям личного характера, например, внутреннего призвания. Поэтому у

подавляющего большинства попкарей те же проблемы, что и у сидящих по другую

сторону двери камеры. Мало того, общаясь со спецконтингентом много лет, они и сами

уже стали неотъемлемой частью системы — тот же жаргон, те же меркантильные повадки,

то же желание по быстрому заработать денег.

Заключенные — народ ушлый, привыкший выживать в любых условиях. Если контролер

женщина, то у нее отбоя нет от желающих пообщаться с ней через «кормушку»:

воркование, комплименты, разговоры «за жизнь», а потом глядишь — пожалела, угостила