И рушатся стены (сборник)

После встречи с Каргом он возвращался домой, совершенно истощенный, с полным упадком сил и бледным лицом. Его утомляло бесконечное создание списков, а также усилия, которые он прилагал, чтобы в любом случае носить свою маску. Карг, казалось, вообще никогда не уставал. И никогда не говорил и не намекал, что на Земле он находится совершенно для другого, чем изучение земной культуры. Иногда Эмори даже спрашивал себя, не был ли тот листок просто галлюцинацией — но он знал, что у него слишком ясная и острая память, а воспоминания о листке слишком яркие, чтобы эта записка была менее реальной, чем сам Карг.

У Эмори образовалась привычка после встречи с пришельцем посещать релаксомат. Его нервы требовали разгрузки, и обычно у него было несколько свободных часов, которые он мог потратить, прежде чем ехать на студию. Кроме того, релаксомат автоматически давал ему вход в повседневный мир, мир той самой массовой аудитории, с которой у него было так мало общего и которой он надеялся управлять.

Репетиция, как всегда, была назначена на восемь вечера. Карга он покинул в пять. Релаксомат был яркой пещерой на подуровне соседнего транспортного шоссе, и Эмори пошел туда.

Там его знали в лицо, но не по имени. Дежурные в белых смокингах вежливо кивнули ему. Он арендовал шкафчик, разделся и нырнул через низкую дверь в комнату для расслабления. Там он нашел незанятый расслабитель и лег.

Тут же теплая жидкость, а скорее желе, хлынула вокруг, его тело лежало в ней, точно на мягкой резиновой подушке. Он откинулся назад, позволяя напряжению вытечь из мышц, заботясь лишь о том, чтобы держать голову выше поверхности жидкости. Его окутала теплая дрема, он почувствовал себя защищенным, безопасным, расслабленным.

Расслабитель по форме напоминал матку. И это было не просто совпадение дизайна.

С первых же секунд расслабления Эмори выкинул из головы все мысли и отдался неге. Затем открыл глаза и огляделся.

Яркие, но не ослепляющие огни освещали плиточный пол. Эмори увидел торчащие из чанов расслабителей четыре лысеющие головы мужчин, с закрытыми глазами, с растянутым в глупых улыбках ртами и чрезвычайным спокойствием на лицах. Но эти мужчины не дремали, а лениво переговаривались. Эмори нетерпеливо прислушался к их беседе.

— Вы смотрели вчера вечером шоу Херли, Джек?

— Никогда не пропускайте его. Жена просто подсела на него. Не знаю, чтобы мы делали без Херли по понедельникам вечером.

— У этого человека есть здравый смысл. Если он что-то говорит, то это всегда оказывается верным. Это ведь идет из души, понимаете?

— Ну конечно же! Я верю в него, Фред.

Эмори улыбнулся, снова прикрыл глаза и опустился в ванну. Херли. Однажды он встречался с ним. Это был один из доморощенных философов, всегда популярных на видео. Эмори запомнил, что нужно как можно скорее увидеться с ним.

Но только не сейчас. Через некоторое время, но не сейчас. Сейчас нужно расслабиться. Можно скользнуть в это тепло, расслабиться, подремать. Тепло. Спокойствие. Здесь можно перестать думать, здесь можно вообще ни о чем не думать.

Здесь можно забыть, что над миром нависла зловещая тень и вся ответственность лежит именно на мне. Так сбрось эту ответственность. Расслабься... Расслабься...

Расслабься, чтобы в душе растворилось холодное ядро страха и напряженности. Внезапно Эмори очнулся. Это ядро не сможет смыть никакой расслабитель. Можно забыть о чем угодно, но только не об этом внутреннем страхе.

Он поднялся из ванны. К нему сразу же скользнул дежурный.

— Обтирания, сэр? Упражнения? Механостимуляторы?

Эмори нетерпеливо покачал головой.

— Не сегодня, Джо. Как-нибудь в другой раз.

У него было большое искушение воспользоваться этими предложениями, но Эмори отмахнулся от них. Нужно было кое-что срочно сделать.

Хэл Херли был костлявым, стройным человеком ростом за метр восемьдесят, носил свободную габардиновую рубашку, ярко-зеленые брюки и домашний дюропластовый нашейный платок, повязанный сложным узлом. Казалось, он излучал здоровье, достоинство, силу и очарование. Открытая улыбка указывала на его искренность и теплоту. Вряд ли было удивительно, что его монологи, сделанные в традиционном домашнем стиле, станут так фантастически популярны среди американцев. Казалось, он подвел итоги всех подсознательных коннотаций населения, носящего ярлык «американцы».

Но кое-чего американцы не замечали в нем, а Эмори, будучи весьма проницательным знатоком характеров получше средних телезрителей, немедленно уловил это. Что-то вспыхивало в глазах Херли, а также легкое напряжение мышц челюсти возникало всякий раз перед тем, как он непринужденно улыбался. И все это говорило о прозорливости и амбициях, находящихся почти что на грани жадности.

— Может, вы дадите мне какую-нибудь роль в вашей пьесе, мистер Эмори? Например, главную роль? — сказал он.