И рушатся стены (сборник)

— У меня здесь сценарий, — сказал Кавана. — Ли Ноерс прислал его этим утром. Возможно, вы знаете, что я читаю все сценарии, которые лично посылают наши писатели, и даю рекомендации отделу относительно необходимых изменений, которые они должны туда внести.

— Знаю, — сказал Эмори.

Кавана достал из стола твердую зеленую картонную папку и резко открыл ее. В ней лежала стопка напечатанного сценария. Эмори прочитал вверх ногами название: «Мистер Миллер встречает любовь» Ли Ноерса. В принципе, эта пьеса была достаточно безопасна. Мельком подумал о том, что туда мог вставить Ноерс.

Кавана подхватил выскользнувшую из папки записку.

— Я внимательно прочитал эту пьесу, так же внимательно, как читаю каждую пьесу, которая ложится на мой стол, особенно когда она подписана Ли Ноерсом. Это очень интересная пьеса. Но в ней есть семь различных интернационалистических намеков плюс один диалог на ту же тему, так что, в общем, пьеса совершенно безнравственна. И написано неаккуратно. Такая пьеса вызывает у старого театрала, как я, лишь содрогание, Джон. Я даже не могу ее отправить в отдел.

— Контракт Ноерса допускает определенный процент брака, не так ли? — натянуто сказал Эмори. — Почему вы побеспокоили меня из-за какой-то паршивой пьесы? Я ведь не агент Ноерса.

Кавана улыбнулся, и улыбка его была не из приятных. Перед Эмори мелькнули кривые желтые зубы. В отличие от Ван Грабена Кавана не потрудился заменить свои натуральные зубы белоснежными искусственными.

— Я отвечу по порядку на все ваши вопросы, Джон. Во-первых, контракт Ноерса больше ничего не допускает. Я аннулировал его контракт час назад, и на данный момент Ноерс уже у нас не работает. Разумеется, причиной я назвал девиационизм. Все его пьесы переполнены им.

Эмори нахмурился, но ничего не сказал. Ноерс уже много недель ждал, когда опустится этот топор. Вероятно, в этой пьесе он зашел слишком далеко, возможно, даже сознательно ускорив события.

— Во-вторых, Джон, а также и в-третьих, я побеспокоил вас по поводу этой пьесы потому, что обнаружил определенные нездоровые тенденции в вашей собственной работе. Например, пьеса, которая прошла в прошлую среду, содержала целых четыре реплики, которых не было в одобренном сценарии, вышедшем из моего отдела.

— Я ничего не знаю об этом, и...

— В этих репликах, — спокойно продолжал Кавана, доставая отпечатанный листок бумаги из ящика стола, — упоминаются блюда, которые в ходу в латиноамериканских странах, а также рис, являющийся основным продуктом восточных стран, один случай из английской истории и намек на безрассудное поведение французских женщин. Четыре прямые интернационалистические ссылки, и всех их не было в пьесе после того, как мой отдел очистил сценарий.

У Эмори зашумело в ушах, так что он едва слышал голос Каваны. Он уставился на его лицо, ставшее почему-то шире обычного, на тонкогубый рот и покрытые прыщами щеки. А ледяной голос Каваны все жужжал и жужжал у него в голове.

— Это показалось мне весьма странным, Джон, и я перепроверил ваши последние три пьесы. И еще более странным показалось то, что все они внезапно возникли после шоу Хэла Херли, а также вскоре после того, как Херли сыграл главную роль в вашей пьесе от четвертого мая.

Эмори почувствовал, что в горле у него внезапно пересохло.

— К чему вы ведете, Дэйв? Вы называете меня девиантом?

— Я просто предупреждаю вас, а никем не называю... пока что. Вы один из самых наших прекрасных режиссеров, Джон. Я бы не хотел, чтобы вы пошли дорогой Теда Беккета и Ли Ноерса.

— Вы косвенно обвиняете меня в подрывной деятельности. Вы обвиняете меня в тех вещах, которые внезапно появились в моих постановках.

— Да вовсе нет! — рявкнул Кавана. — Не надо говорить за меня. Я просто обращаю ваше внимание на определенные случайные ошибки и выражаю надежду, что вы сумеете избежать их в будущем. Иначе...

— Иначе что?

— Иначе мы, с сожалением, будем вынуждены аннулировать ваш контракт, Джон. Это причинило бы нам боль. Мы уважаем вас и ваш талант. А вы — талант, Джон, что очень редко в нашем бизнесе. Вы настоящий талант.

— Не надо осыпать меня стандартной видеолестью, — вспыхнул Эмори. — Это у вас не очень убедительно получается, Кавана.

— Ладно, — сказал Кавана очень тихим голосом, который был гораздо опаснее, чем любой гневный крик. — Буду говорить начистоту: мы собираемся очень тщательно контролировать ваши постановки. Если что-то найдем, то просто уволим вас. Наш бизнес не может вынести подрывной деятельности. Нам не нужны проклятые девианты-уклонисты, наполняющие головы наших зрителей грязью и интеллектуальным мусором. Понятно?

— Вот теперь я все понял, — сказал Эмори. — Спасибо, что ясно объяснили мне, Дэйв.

— Пожалуйста. Я надеюсь, что вы прислушаетесь к моим словам, Эмори. Вы не такая уж крупная фигура, чтобы мы не могли вас сломать. Каждое мое слово уже получило одобрение Грабена. Мы долгое время наблюдали за вами. И не потерпим всякой дряни. В конце концов, у нас есть обязанность перед нашими зрителями. И мы должны думать о наших клиентах. Мы...

— А теперь вы злитесь, Дэйв. Успокойтесь.