И рушатся стены (сборник)

Он быстро пожалел о том, что вызвался добровольцем. Демет направил его командовать отрядом беззаботных молодых саллатов, которые, кроме винтовки, носили флейты, и послал этот отряд на укрепление прорванной линии фронта . Он сам смотрел, как отряд уходит по плодородной равнине в район боевых действий. Делоне прекрасно понимал, почему крозни смогли пройти через укрепленные линии саллатов так, словно там вообще ничего не было.

Каждый вечер, когда садилось солнце, саллаты собирались вместе, чтобы проявить свою преданность. Все откладывали оружие и молча глядели, как спускается солнце. Когда большой красный шар исчезал за линией горизонта, они садились в круг и пели свои замысловатые песни радости. Радость даже перед лицом разрушения, подумал Делоне.

По дороге он ничего не смог с ними сделать. Саллаты гордились своими песнями, а также певцами. Им было важнее петь, чем убивать крозни.

Делоне наблюдал за тем, как солдаты беспечно шли по лесу, и думал о том, когда же крозни услышат их и придут, чтобы устроить ужасную резню. Он решил немедленно начать обучать саллатов, внушить им, что же такое война на самом деле.

Его заместителем был высокий молодой солдат по имени Бласкон, виртуоз игры на гитаре салатов, грозном инструменте с двенадцатью доминирующими струнами и двадцатью двумя симпатическими. Делоне смотрел, как он играет поздно ночью, когда они расположились лагерем в густой роще к востоку от родной деревни. Его пальцы прыгали по струнам словно бы сами по себе.

Преодолев свой профессиональный интерес к выступлению гитариста, Делоне вышел из тени огромного дерева и прервал игру.

— Ты довольно громко играешь, Бласкон, — сказал он, внутренне весь дрожа, потому что от данного момента зависело, будет жить или погибнет его отряд.

— Не громче, чем нужно, — ответил саллат, сверкая рядами ровных, сияющих зубов. — Соотношение тонов устроено так, что если я буду играть тише, то симпатические строки будут противоречить основной мелодии, и у меня ничего не выйдет. Вы ведь понимаете это, не так ли?

— Конечно, — сказал Делоне. — Но я имею в виду совсем другое, когда говорю, что это слишком громко.

Все должно решиться здесь, подумал при этом он. Прямо здесь и сейчас.

— Я имею в виду, что мы все-таки воюем, — медленно и терпеливо сказал Делоне. — Мы находимся в районе боевых действий. А ты шумишь. Играешь музыку. Разве ты не понимаешь, что если крозни услышат звуки твоего инструмента, то налетят на нас в мгновение ока? Разве ты этого не понимаешь?

Бласкон на секунду задумался над его словами.

— То есть, вы говорите, что я должен отказаться от игры музыки из страха? Вы хотите, чтобы я остановился. Вы хотите, чтобы я превратился в такого же зверя, как крозни.

Вот и всё. Саллаты отчаянно гордились своей культурой. У них была совершенно иная система ценностей.

Шел третий день их похода. Они приближались к лагерю крозни. Делоне был весь липким от страха и пота. Саллаты с гордостью, почти торжественно шли на верную смерть, играя на своих флейтах.

Он так и не смог до них достучаться. Его попытка переубедить Бласкона закончилась неудачей, а остальные члены отряда вообще не отвечали ему. Вместо этого они с подозрением восприняли его предложение, с подозрением и чуть ли не с гневом. Что, отказаться от нашей культуры? Стать зверями?

Делоне уже чувствовал, что взялся за безумное предприятие. У саллатов не существовало понятия угрозы, войны и тому подобное, так же как и нечеловеческих рас. Любое отклонение от привычного им образа жизни, любые ограничения обычаев и церемоний означали для них шаг назад, к зверю.

Культура саллатов была уникальной, просто замечательной. Ради нее он и прилетел сюда. Но нужно же где-то остановиться хотя бы ради простого выживания. Нельзя же играть на гитарах и молиться счастливому закату, когда в лесу скрываются крозни.

Затем Делоне подумал: зачем же продолжать попытки переделывать их? Они играют на своих гитарах и никогда не поймут меня. Опять убегаешь, тут же сказал ему внутренний голос. Ну, и правильно. Это не твоя война.

Делоне сердито попытался бороться с ним. Но мягкие звуки гитары и флейт, а также низкое ритмичное пение, доносящееся к нему сквозь деревья, были прерваны звуками стрельбы вдалеке. И внезапно ему дико захотелось оказаться подальше отсюда.

Он наткнулся на маленькую хижину на следующее утро, после страшной ночи, наполненной отдаленными выстрелами и криками, через которые все равно пробивалась мелодия песни мертвых. Он понял, что находится где-то в тылу у крозни, но ему было все равно. Хижина означала людей, а он больше не мог оставаться в одиночестве.