На сцене «Трансконтинентального Телевидео» за пять минут до начала репетиции как всегда царил хаос. Взад-вперед носился технический персонал, дико размахивая в воздухе листками с условными обозначениями и выкрикивая друг другу загадочные инструкции. Раскатывали тележки с камерами для пробного прогона. Напряженные, взволнованные актеры собрались в центре павильона звукозаписи, судорожно бормоча свои реплики и думая о том, достаточно ли они вкладывают в эти слова душу.
Лишь один человек был спокоен. Джон Эмори спокойно стоял в левом конце студии, прислонившись к стреле камеры и держа сценарий, нелепо свисающий из его руки. Возле него стоял режиссерский стул, хрупкий, плетеный, обтянутый красной тканью, на которой было аккуратно вышито желтым «мистер Джон Эмори», но Эмори предпочел стоять. Это был высокий, широкоплечий человек тридцати четырех лет, с ранней сединой, глубоко посаженными, серьезными, темными глазами и смелыми, выдающимися чертами лица. Он был лучшим режиссером, который когда-либо работал на «Трансконтинентальном Телевидео», и сейчас холодно и спокойно наблюдал за творившимся вокруг него хаосом, ненавидя все это, но скрывая свою ненависть.
Затем он взглянул на часы.
Кто-то коснулся его плеча. Он медленно повернулся и глянул сверху вниз на маленького, сухонького человека, который смотрел на него с усмешкой.
— Что вы здесь делаете? — спросил Эмори. — Пришли посмотреть, как мы убиваем ваш сценарий, Ли?
— Это не мой сценарий, и вы чертовски хорошо знаете об этом, — спокойно ответил Ли Ноерс. — Восемь недель назад я пришел сюда с пачкой машинописных листов и получил за них жирный чек, а затем Кавана и его сценарный отдел принялись за работу. От моего сценария не осталось ничего, кроме имени на титульном листе, я удивлен, что они оставили хотя бы его.
—
Эмори кивнул, а Ноерсу сказал:
— Это один из лучших сценариев, с каким я когда-либо работал, Ли. Время от времени он почти достигает высшего уровня идиотизма. Надеюсь, Кавана не сделал его слишком сложным для аудитории.
— Он знает свое дело, — сказал Ноерс. — Не волнуйтесь: Великий Американский Кретин полюбит его. Хороший состав исполнителей, великий режиссер, отличные сенсорные эффекты...
— И писатель высокого уровня, написавший первоначальный текст, прежде чем его начали изменять.
— Спасибо, Джон.
—
— Все готово, можно начинать, — крикнул в ответ Эмори. — Вы действительно собираетесь смотреть репетицию? — спросил он Ноерса.
Тот застенчиво улыбнулся.
— Едва ли. Я уже обналичил деньги, можете проверить. На этом и кончается мой интерес к данному сценарию. Я приехал, чтобы пригласить вас на показ фильма.
Эмори немедленно прояснился.
— Где? Когда?
— У Теда Беккета, сегодня в десять вечера. Это работа английского производства, ее контрабандой провезли через Канаду. Я думаю, она может оказаться прекрасной. Примите обычные меры предосторожности, пока будете ехать туда.
—
— Спасибо за приглашение, — сказал Эмори, мрачно улыбнулся и добавил: — Я приложу все усилия на работу с вашим сценарием.
— Я знаю это, — с горечью сказал Ноерс.
Эмори смотрел, как Ноерс выходит из студии, а затем глянул на часы и со сценарием в руке вышел вперед, на подиум режиссера. Сценарий был ему не нужен, он выучил его наизусть от корки до корки за последние недели работы. К тому же, он верил исполнителям, но, тем не менее, держал текст под рукой.
— Все готовы? — спросил Эмори, говоря спокойно, но с такой властностью, что взгляды всех присутствующих обратились к нему. — Это заключительная репетиция для завтрашнего производства драмы Ли Ноерса «Дымка желания». Джимми, у вас все настроено?
— Абсолютно всё, мистер Эмори, — ответил специалист по сенсорным эффектам.
Сенсорные эффекты были записаны заранее для генеральной репетиции, все ароматы, текстура и так далее. Техническому персоналу потребовался целый день, чтобы подготовить эти эффекты для телевизионной передачи.
— Тогда начинаем. Акт первый.
Он посмотрел на своих актеров, стараясь не выглядеть несчастным. Он отобрал лучших актеров страны, но лишь один из всей группы хоть как-то разбирался в искусстве игры, остальные были просто компетентными
Вспыхнул сигнал «Тихо!»