- Мой па сию обувку стачал. Я так и не посмел сказать ему, что не люблю башмаков. Вся семья лет наверное сотню башмаки тачала и чинила, и вот однажды старейшины позвали меня и открыли, что я найдёныш есть. Они странствовали, и нашли меня, мал-мала дитя, у дороги, рядом с трупом перепелятника, коего я придушил. Видать, тварь сия меня из колыбели украла, чтобы птенцам своим скормить. И тогда старшины посовещались и решили оставить меня у себя, я был полезный: мог лису загрызть и всё такое. Но теперь мне пора отправиться в мир большой и сыскать, кто мой народ есть, сказали они.
- Ну, паренёк, тогда ты, считай, нас сыскал уже – сказал Роб Всякограб, хлопнув его по спине. – Не зря ты своих старых сапожников послушал. Они тебе слово мудрое рекли, то правда. – Он помолчал минуту и добавил: - Хотя вот, закавыка тут есть небольшая, ты же – не к ночи будь помянут, - коп.
Потом он слегка отскочил назад, просто на всякий случай.
- То верно, - самодовольно согласился Мал-мала Чокнутый Артур. – Как верно и то, что вы банда закоренелых пьяниц и воришек, лишенных даже капли уважения к закону!
Фиглы радостно закивали, соглашаясь, хотя Роб Всякограб счёл нужным добавить:
- Не забудь помянуть про «алкоголизм» и «бесчинства», будь любезен, нам не хотелось бы, чтобы нас недооценивали.
- А как насчёт улиточного скотокрадства? – внёс свою лепту Вулли Валенок.
- Нуу, - сказал Роб Всякограб, - улиточное скотокрадство, чесгря, мы пока только осваиваем.
- У вас что, вообще добрых качеств нет? – в отчаянии спросил Мал-мала Чокнутый Артур.
Роб Всякограб выглядел озадаченным.
- Ну, мы, типа, думаем, что
- Да что хорошего в жареном горностае?
- Нуу, по крайней мере, никому другому не приходится его жарить. Он как взрыв вкуса есть: ты набиваешь рот, потом чуешь вкус, а потом взрыв.
Мал-мала Чокнутый Артур, сам того не желая, заулыбался:
- У вас что, парни, вообще совести нет?
Роб Всякограб улыбнулся в ответ:
- Не знаю, что это, - ответил он, - но если эта штука у нас есть, значит, мы её у кого-то стибрили.
- А как же бедная мал-мала великуча девица, что сидит под замком в Доме Стражи? Почто вы удрали, а её бросили? – допытывался Мал-мала Чокнутый Артур.
- О, с ней до утра ничего не станется, - высокомерно, как мог в данных обстоятельствах, ответил Роб Всякограб. – Она карга премогучая есть.
- Да неужели так-то? А ещё вы, мал-мала отвратцы, разнесли вдребезги целый кабак! По-вашему,
На сей раз, прежде чем ответить, Роб Всякограб наградил его задумчивым взглядом.
- Да уж, мистер Полицейский, кажись, ты вправду двуедин: и Фигл, и коп. Ну да ладно, на свете всякое бывает. Но вот вопрос великий для вас двоих: ты когда тыришь что-нито, стучишь потом сам на себя, али как?
В Доме Стражи сменились дежурные. Кто-то подошёл к камере и застенчиво протянул миссис Пруст большой поднос с холодными мясными закусками, соленьями, бутылкой вина и двумя бокалами. Нервно глянув на Тиффани, стражник прошептал что-то мисс Пруст, после чего она ловким движением извлекла из кармана маленький пакетик и незаметно сунула в руку копа. Потом она отошла от решётки и снова уселась на солому.
- Я гляжу, ему хватило ума открыть бутылку и дать вину подышать, - сказала она и добавила, заметив вопросительный взгляд Тиффани: - у младшего констебля Хопкинса есть небольшая проблема, из разряда тех, о которых лучше не знать его мамочке, а я снабжаю его целебной мазью. Бесплатно, разумеется. Рука руку моет, как говорится, хотя в данном случае, я надеюсь, юный Хопкинс предварительно как следует всё продезинфицировал.
Тиффани никогда прежде не пила вина. У себя в деревне она пробовала только сидр или пиво, которые содержали в себе достаточно алкоголя, чтобы убить маленьких кусачих тварей, но недостаточно, чтобы как следует ударить в голову.
- Ну, - сказала она, - я не ожидала, что в тюрьме будет вот так.
- В тюрьме? Милочка, здесь не тюрьма, я же тебе говорила! Если хочешь узнать, что такое настоящая тюрьма, сходи в Танти! Вот это вправду мрачное местечко! Здесь стражники не плюют в твою еду – по крайней мере, у тебя на глазах, - и уж точно никогда не плюют в мою тарелку, можешь поверить. А вот в Танти другое дело. Они любят повторять, что каждый, кто попал к ним, десять раз подумает, прежде чем совершить преступление, которое снова приведёт его в эти стены. Конечно, в последнее время там стало немного полегче и не все заключённые покидают Танти в сосновых ящиках, но её каменные стены по-прежнему вопиют, по крайней мере, для того, кто умеет слышать. Я-то слышу.
Она снова с щелчком открыла табакерку.
- Знаешь, что хуже этого крика? Песни канареек в блоке «Д», туда запирают людей, которых даже повесить боятся. Их бросают каждого в отдельную маленькую камеру, а для компании дают канарейку.