И слух ласкает сабель звон

В конце концов план операции приняли. Утвержденный экипаж монгольфьера включал в себя командира — ротмистра Кураева и еще человек двух: поручика Голицына и французского пилота. Вся троица прекрасно владела немецким языком. Одежда предполагалась цивильная, хотя с собой были захвачены и комплекты германской формы, оружие противника, а также документы, позаимствованные у пленных. Перелет был намечен на ближайшую ночь, обещавшую быть безлунной и облачной.

На лужайке с блокнотом в руках слонялся и петербургский репортер. Вид у Санина был расстроенный, поскольку генерал Марушевский категорически отказал ему в корреспонденциях даже упоминать о монгольфьере, пригрозив военно-полевым судом.

* * *

— К вам можно, поручик? — прозвучал вопрос после стука в дверь.

— Да-да, прошу! — Услышав знакомый женский голос, Голицын мгновенно приподнялся с кровати.

Поручик отдыхал в комнате, предоставленной ему на время приготовления к отлету — в дальнейшем такой возможности могло и не представиться. В дверях стояла Элен. Сегодня она показалась ему еще красивее.

— А я к вам, мсье, — улыбнулась она. — Зашла в гости. У меня ведь здесь, кроме вас, и друзей-то нет.

— Входите, Элен, рад вас видеть, — усадил гостью на стул поручик.

— Я уже все знаю, — сообщила девушка. — Я слышала, что вы летите за линию фронта освобождать дядю. Я, право, ощущаю свою вину, ведь доставляю вам столько хлопот!

— Это моя работа, мадемуазель.

— Я бы так хотела оказаться там рядом с вами…

Голицыну было несколько неловко, но он не стал разубеждать парижанку в том, что цель его вылета изменена. Тем более что и с Гамеленом вопрос теперь виделся практически решенным. Девушка продолжала рассыпаться в похвалах, превознося храбрость союзника до небес.

— Я так благодарна вам, мсье, — тихо произнесла она, пододвигаясь ближе, — позвольте поцеловать вас.

Ничего против такого предложения Голицын не имел. Устоять против «благодарностей» парижанки не было никакой возможности. Через мгновение он услышал легкий запах духов. Руки Элен сомкнулись на его шее, а губы прекрасной француженки соприкоснулись с его губами. Поручик обнял девушку за тонкий стан. Она пьянила, она сводила его с ума!

— Сергей… — прошептала она. — Я…

В этот момент на лестнице послышался громогласный голос Кураева:

— Эй, поручик! Принимай гостей.

«Принесла тебя нелегкая!» — чертыхнулся офицер.

— Боже мой! Что делать? — вскочила девушка. Ее лицо выражало крайнее беспокойство.

Голицын огляделся по сторонам.

— К сожалению, Элен, — усмехнулся поручик, указывая рукой вправо, — остается только один вариант.

— Как? Туда, в шкаф?

— Именно так. Не могу же я компрометировать вас. Быстрее же! — Выдворять девушку из комнаты было уже поздно.

Он помог парижанке влезть в шкаф и, быстро захлопнув дверцы, повернулся лицом к входу.

В помещение ввалились Кураев с пилотом. Ротмистр был навеселе.

— Я вот что подумал… Ситуация непредсказуемая, мало ли что случится. Может оказаться, что добираться до Кельна придется порознь. Давайте договоримся, если такое случится, ждать друг друга у входа в Кельнский собор каждый день с полудня до часа дня.

— Хм… а почему именно там?

— Да потому что других ориентиров в городе я просто не знаю! — оглушительно расхохотался ротмистр. — Это ведь вы у нас путешественник со стажем. Да что вы мне все подмигиваете?

Подаваемых ему знаков ротмистр явно не понимал.

— Хорошо, договорились, — кивнул поручик. — Что еще?

Учитывая то, что в шкафу сидела девушка, он хотел прекратить беседу.

— А вы что, поручик, куда-то спешите? Я думал, мы еще выпьем по стаканчику.

Голицын никуда не спешил, но вот того, чтобы ротмистр проболтался дальше в присутствии лишнего свидетеля, он никак не желал. С огромными усилиями ему удалось выпроводить гостя, настроенного на долгий разговор. Так что пришлось согласиться и со странным предложением по поводу Кельнского собора.

* * *

Монгольфьер был готов и уже вмещал в себя пассажиров. Пеньковая сетка равномерно облегала всю поверхность верхнего полушария аэростата. Компас находился на своем месте, барометр был подвешен к кольцу, стягивавшему канаты гондолы, да и прочее оборудование находилось в полной исправности. Аппарат мог лететь. Двенадцать солдат, державшие аэростат за тросы, прикрепленные к нему по его наибольшей окружности, слегка потравили их. Шар поднялся на несколько футов над землей. Дул легкий ветерок. Был уже поздний вечер.

— Ну, что, все готово? — крикнул Кураев.

Пилот еще раз бегло осмотрел аэростат.

— Пора давать сигнал к отлету.

— Отдать концы!

Воздушный шар стал медленно подниматься в темное беззвездное небо.

— Не страшно? — блеснул зубами ротмистр.

— Прислушиваюсь к ощущениям и пока ничего негативного не замечаю! — прищурился поручик.