И слух ласкает сабель звон

Офицеры осматривались. Кое-что по конструкции шара им уже было известно. Изготовленная из шелка оболочка шара снабжалась вверху клапаном для выпуска газа, а внизу — отростком, «аппендиксом», тоже свободно сообщающимся с атмосферой. Открывался газовый клапан при помощи проведенного от него к гондоле шнура. Туда же был проведен и другой шнур — от разрывного полотнища, которым аэронавты пользуются для быстрого выпуска газа при посадке. Оболочка покрывалась сетью из шелкового шнура, связанного в виде петель. Книзу число петель постепенно уменьшалось, и они сходили с шара отдельными спусками, которые затем привязывались к подвесному кольцу из металлической трубки. От кольца отходили и стропы гондолы, якорь и балластный канат-гайдроп.

Голицын посмотрел вверх. Над головой висел желтый пузырь, распирающий петли надетой на нем сетки и заслоняющий все небо, на лице стоящего рядом ротмистра отражалось волнение, пилот же был совершенно спокоен и сосредоточен.

— Бог не выдаст, свинья не съест! — перекрестился поручик.

Вскоре, когда он еще раз поглядел вниз, лужайка, с которой они взлетели, выглядела маленьким желтым овалом, по которому ходили крошечные люди.

— Странно, — заметил Кураев, — мне кажется, внизу гораздо меньше людей, чем на самом деле.

Но самым необыкновенным, как чувствовал поручик, было ощущение внезапной и полной оторванности от людей — словно бы они остались во всем мире только втроем в маленькой корзинке…

Внизу уже с трудом различались лошади величиной с майских жуков. Прошла еще пара минут. Теперь уже весь лагерь лежал в поле видимости, точно карта. Еще немного — и весь этот вид как будто подернулся грязноватым туманом, в котором едва различалась колокольня далекой церкви.

— Что-то тяжеловато он идет! — заметил пилот.

— Ну, не знаю, — пожал плечами Кураев. — По мне, так шар идет вверх, но движение его совершенно незаметно. Ему, конечно, виднее…

Офицеры стояли на месте, испытывая лишь ощущение невесомости собственного тела и странной неустойчивости ног. Голицыну это вдруг напомнило долгий прыжок с обрыва в реку в далеком детстве. А перед глазами офицера стояла сцена прощания с Элен у поезда.

ГЛАВА 15

— Я предлагаю поднять наши бокалы за победу! Что еще может быть более важным сегодня, когда наша родина напрягает все силы на фронтах? — поднялся из-за праздничного стола полковник с пышными усами. Его физиономия выражала решимость покончить со всеми врагами без всякой жалости и лишних рассуждений.

— Выпьем! — поддержал его нестройный хор голосов.

Банкет, устроенный Профессором для господ офицеров в военно-полевом госпитале, удался и был в самом разгаре. Под это мероприятие отвели одни из самых больших покоев. Постепенно разговоры становились все более громкими, звучал смех, звенели бокалы и вилки.

— Ха! Позиционная война! — говорил, наклоняясь к собеседнику, белокурый лейтенант. — Это вам только кажется, что все статично, неподвижно и таким останется. Поверьте мне, ситуация очень напоминает пороховую бочку. Та тоже выглядит солидно и недвижимо. Но это только в том случае, если забыть, что в ней находится фитиль. Будучи зажженным, он превратит все в море огня.

На лице у говорившего можно было заметить следы непосредственного участия в боевых действиях. Еще не совсем заживший шрам пересекал его левую щеку.

— Ну, и какой же, позвольте спросить, «фитиль» вы видите в этой ситуации? — скептически поинтересовался его собеседник. — Каждая из противоборствующих сторон сделала все, чтобы неожиданностей, о которых вы мне толкуете, не случилось. Сейчас каждый думает о том, чтобы силы и возможности были примерно равны, и за такой паритет глотку перегрызет.

— А я вам говорю, что как только нам удастся сделать брешь в обороне противника и в нее бросить войска, то все полетит ко всем чертям! Позиционная война имеет свои преимущества, но и еще большие минусы. Случись нечто непредвиденное, и все!

— …А возьмите, к примеру, танки! — ввязался в разговор капитан с унылым выражением лица. Он уже немало выпил, и лицо его раскраснелось, напоминая спелый помидор. — Еще не так давно они были предметом насмешек, а теперь стали грозным оружием. Мне довелось почувствовать на себе, что это такое. Когда они надвигаются на позиции длинной цепью, закованные в броню, то кажутся настоящим воплощением ада. И вот ведь в чем ужас: когда их орудия обрушивают на нас ураганный огонь, то мы не видим людей. Скажем, стрелковые цепи атакующего противника состоят из таких же людей, как мы, а эти танки страшны тем, что они — машины. Железные, бездушные машины. Их гусеницы бегут по замкнутому кругу, и эти бесчувственные чудовища ныряют в воронки и снова вылезают из них, не зная преград… Они подминают под себя и раненых, и мертвых. Увидев их тяжелую поступь, человек съеживается в комок и чувствует, что он — ничтожество, — офицер прикрыл глаза и вздрогнул, отгоняя от себя чудовищные воспоминания.