И смех и грех, или Какая мука - воспитывать! (СИ)

— А мне плевать на неё! — вдруг резко с крикливым шепотом развернулась к ней девчушка. — Ты моя сестра!

Арина набрала в лёгкие побольше воздуха.

— Ритуль… понимаешь… он мне ещё раньше нравился. Он — моя первая любовь.

У Маргариты вытянулось лицо.

— Ну, да конечно! Сейчас ты мне насочиняешь! Не свисти! Твоя первая любовь этот… как его… Олег из Адлера! Я помню, как ты по нему страдала, после того, как мы уехали.

— Да-да, ты права, — тут же спохватилась Арина. — Я неправильно выразилась. Олег был первой любовью, а Ваня…

— Ах, он уже Ваня… — с ухмылкой повела подбородком Рита. — Ванечка.

Арина замолкла и с испугом уставилась на неё.

— Ну, хорошо, хорошо, продолжай, — подтянулась и села в постели та, склонив голову набок.

— Иван был моей мечтой. Такой… как Зейн или Тео. Чего по нему страдать-то. Страдай не страдай… всё одно…

— Не прикидывайся овечкой, — скривилась Марго. — Настрадала же как-то. — Сделала она пальцами обеих рук букву «V», означавшую победу.

— Это не я… — осторожно, как бы боясь взрыва, прошептала Арина. — Это он.

— Что? — очень резко и еле слышно выдохнула Марго.

— Он первый… Ритуль. Я бы сама никогда не посмела.

Воцарилась та самая тишина, которая властвует и правит только ночью. Тихо. Немного страшно, немного зловеще, чуть-чуть интригующе и слегка сексуально.

Сёстры молчали. С Марго спала, или даже скорее, медленно сползла вся её воинственность. Девчушка как-то сникла, плечики подались вперёд, на лицо набежала тень грусти.

— И что… — она затеребила рукав пижамы, в который смогли бы вместиться, наверное, десять таких запястий как у неё, — значит, и игрушка, и тюльпаны, и кулинарная книга были от него? — слово «него» она всё-таки произнесла с каким-то, не то уважением, не то, всё-таки, тоской.

— Нет, книга от Макара.

— Кстати… а как же Макарон? — безучастно спросила и горестно-обречённо вздохнула Марго — Иван выбрал Арину, а не её. Сестра не станет врать. Всё. Остальное не имеет значения.

— Эм-м… да, наверное, как всегда. — Арине не очень хотелось быть равнодушной и высокомерной при упоминание о Макаре, но то, как он поспешно ринулся в объятья другой, даже не столько огорчало, сколько напрягало — ей ведь действительно казалось, что она ему нравится. — Я сказала, что мы больше не вместе.

— А он что?

— Взбесился, а потом пошел к Капе. К Каплановой Алинке, помнишь, я тебе говорила, как она за ним… подыхает, прямо кюшать не может.

Опять помолчали.

— Ну и… как? — почти исподлобья зыркнула на сестру Рита в свете настольной лампы.

— Что… «как»?

— Секс, говорю, как? — вмиг разозлилась она, что заставляют называть вещи своими именами.

Арина сглотнула. И вдруг сама поняла, что не сможет рассказать об этом даже Марго. Никому. И слова не вымолвит. Как, ну как можно впускать в свои чувства и ощущения от любимого человека кого-то третьего?

Она молча развернулась прямо, уселась, вытянула прямые ноги в джинсах, просунула между ними ладошки и сомкнула губы.

— Что, всё так плохо? — с нехорошими интонациями поинтересовалась Марго.

Арина устало опустила плечи, как бы приготовившись к пакостям.

— Ну извини-извини, — похлопала её по коленке сестра. — Размер, конечно у него, ничошный так, но говорят, он не имеет значения. Так ведь?

Сестра молчала, как в рот воды набрав.

— Может, ты уже беременна?

Арина подскочила словно ужаленная, но не проронила ни звука.

— А что? Может, вы меня уже тётей сделать хотите? Эх, я из-за вас концерт пропустила, — хлопнула себя по коленке Марго. — Янина меня опять поставит второй с краю, а ведь уже хотела проход под проигрыш отдать.

После такого Арина наконец выдохнула и опять повернулась к сестре.

— О чём вы разговаривали с дедушкой? Что он сказал?

— О маме. Об обеих мамах, — отодвинулась к стенке Марго. — Раздевайся, ложись. — Хлопнула рядом с собой по постели. — Хоть поспим. Он сказал, что вы виноваты в том, что всё мне нормально не рассказали, — продолжила она, пока Арина снимала одежду, — и вас за это нужно наказать. Но вы взрослые и имеете право. И даже мама не должна вас ругать…

— Ну вот и ладушки, — улыбался утром Иван Макеевич, на кухне встречая чаем сестёр одну за другой. Его всегда забавляли их похожие хрупкие фигурки и симпотичные мордашки. — Вот если бы вы ещё приезжали к старику почаще. Аришка, бери вот тут у меня яблочный джем, — полез он в холодильник. — Риточка, деточка, подай, пожалуйста, там в коридоре стоит мёд. Сейчас мы с вами такой пир закатим, да ещё я вам тут орехов грецких приготовил. Соседка из Феодосии вернулась и меня угостила.

Завтрак прошел отлично, почти как и раньше, но только вышли на улицу, и дедушка помахал им на прощанье рукой в окошко электрички, тут же чары этого миролюбивого, доброго старика рассеялись, и проблемы штурмом взяли свои утраченные позиции.