И снятся белые снега…

Просыпаясь и поворачиваясь на спину, Леонид Владимирович прежде всего подумал, что опять он спал на левом боку, чего совсем нельзя делать при болезни сердца. Потом лишь до него дошел смысл сказанного женой. Но он не ответил ей и снова закрыл глаза.

— Ты меня слышишь? На борт поднимаются таможенники, — сказала жена уже с нотками раздражения.

— Ну и что же? — не открывая глаз, спросил он, хотя все понял: слишком велик их багаж.

В каюте было непривычно тихо — судно мертво стояло на якоре, не слышался даже малейшим плеск.

— Перестань фокусничать. Фокусничать будешь дома, — похоже, просяще сказала жена.

— По-моему, я тебе все сказал, — ответил Леонид Владимирович, имея в виду, что между нами все кончено и что из всего багажа ему принадлежат лишь два небольших чемодана.

— Подлец, — негромко сказала Лиза. — Что можно ожидать от подлеца?

Леонид Владимирович открыл глаза и выразительно посмотрел на жену: говори, дескать, что хочешь, меня это не трогает.

Лиза, очевидно, проснулась давно, так как была уже при полном параде — словно собралась нанести утренний визит жене посла, чего, впрочем, никогда не делала по той простой причине, что не была вхожа в посольство, хотя очень даже о том мечтала. На ней был модный брючный костюм из плотной ткани в серебристых бликах, она была ярко накрашена и тщательно причесана. От ее косметики в каюте пахло тошнотворной смесью из духов, помады, пудры и каких-то кремов.

Жена его никогда не умела одеваться со вкусом, а в пятьдесят лет, как считал Леонид Владимирович, совсем потеряла голову: молодилась, чрезмерно красилась и, будучи сверх меры полной, рядилась в брючные костюмы, того не понимая, что выглядит в них карикатурно. Однако говорить ей об этом было бесполезно: сама она считала себя женщиной интересной, производящей впечатление на окружающих.

Дав понять жене, что не желает с нею разговаривать, Леонид Владимирович повернулся к переборке, забыв, что снова укладывается на левый бок.

И как раз тогда в каюту постучали.

— Да-да, войдите-е! — сказала Лиза нежно-поющим голосом, каким часто пользовалась на людях.

Дверь отворилась.

— Здравия желаю, — вежливым баритоном произнес за дверью мужчина. — Прошу документы.

— Одну минуточку… Пожаалуйста, — снова пропела жена. И вдруг трагическим шепотом прибавила: — Я вас очень прошу, говорите тихонько. У мужа час назад был сердечный приступ, и он уснул… Вот наши паспорта…

Леонид Владимирович слышал, как к дверям подошел еще кто-то: видимо, другой таможенник. Наступила пауза: очевидно, таможенники изучали их заграничные паспорта. По жена тут же вновь заговорила, возвращаясь к более нормальному голосу и наполняя его какой-то плачущей скорбью, которой обыгрывала его мнимый сердечный приступ.

— Вы, конечно, слышали о моем муже, — скорбно говорила она. — Он руководил здесь рыбной промышленностью. Нас прекрасно знает ваш начальник таможни Мирон Савельевич… Он чудесный человек… А вы давно в таможне? Я вас раньше не видела, хотя многих знаю. Вы такие молоденькие ребята…

— Нет… почему?.. — неопределенно произнес обладатель баритона и умолк, зашелестел бумагой.

Тогда жена быстро заговорила тоном раскаявшейся грешницы:

— Вы знаете, я так виновата перед вами!.. Но поверьте мне, здесь половина вещей не наших. Вы понимаете, ведь каждый просит что-то передать домой. Муж, конечно, ни за что бы не взял, а я не могу… Конечно, по закону я не имела права, но я взяла на свой страх и риск. Был бы здесь Мирон Савельевич, я бы ему объяснила…

Леонид Владимирович понял, что Лиза пошла ва-банк, решив опередить действия таможенников. Значит, нахватала и напаковала гораздо больше того, что дозволено везти согласно нормам, и опасается, что станут проверять чемоданы. Ему сделалось не по себе: если это случится — спросят с него, а врать он не сможет, ибо могут сделать запрос и установить, что никто никаких вещей с ними не передавал. Меж тем жена продолжала говорить:

— Вы знаете, если бы вас попросил о такой маленькой услуге посол или консул, вы бы тоже не отказали… Все мы люди, и нужно хорошо относиться друг к другу, правда?..

Таможенники молчали. Но жена не могла остановиться:

— Да, я забыла сказать, с нами едет контейнер с мебелью… он в трюме, — торопливо говорила она. — Если у вас есть сомнения, пожалуйста, вскройте его и посмотрите… Там только часть гарнитура. Вообще-то мы купили пятикомнатный, он занял четыре контейнера, но…

«Дура! — мысленно возмутился Леонид Владимирович. — Кто ее спрашивает о контейнерах?!»

Он не мог снести ее глупости и привстал на койке. На пороге каюты стояло двое молодых парней: пограничник в форме и таможенник в штатском.

— Лиза, в чем дело? — спросил он так, будто только что проснулся.

— Ничего, ничего, это проверка… Лежи, пожалуйста, тебе нужно лежать, — ответила она, снова придав голосу жалобное звучание.

— Вы — Леонид Владимирович Сапожков? — спросил парень в штатском, державший в руках его заграничный паспорт.

— Да я, — строго ответил Леонид Владимирович и строго спросил: — Где мы стоим, у входного маяка?

— У маяка, — ответил парень.