И снова девственница!

Любе казалось, что этот человек бредит. Какие короли, какая принцесса? Кто он вообще такой и как она здесь оказалась? А, точно, упала с тем типчиком в кусты… мёртвым типчиком. Последняя мысль отрезвила её не хуже ведра ледяной воды.

— Ну и самое главное, — седовласый довольно потёр руки, — в первую брачную ночь ты должна будешь дать ему яд. Без разницы до или после исполнения супружеского долга — тут на твоё усмотрение. И не гляди на меня так, это всего лишь сильное снотворное. Настоящее тело мы заменим на муляж, а принца лишим памяти и обеспечим тихое, безбедное существование. Где-нибудь очень далеко отсюда.

«Что-то сомнительно мне сие великодушие, но кто ж меня спрашивает?» — отчётливо говорили выразительные глаза. «Кстати, интересно, а разлагаться муляж будет или так и останется нетленным? Мало ли, может, какой ретивый потомок решит взглянуть на кости предка в фамильном склепе, а там свежак? Так, я что, всерьёз рассуждаю о бреднях этого типа? Похоже, что да».

— Как же мне нравится, когда ты молчишь, — он подошёл к прикованной женщине и провёл узловатым пальцем по скуле, — ты так прекрасна в своей беспомощности, — он наклонился и вдохнул её запах. Скривился. — Особенно, если тебя помыть.

Люба равнодушно пожала плечами и уставилась в первую попавшуюся точку на стене. Ей было фиолетово, что там нравится или нет этому садисту, хотелось просто никогда его больше не видеть, а ещё лучше не вспоминать. Её до сих пор потряхивало от ужасного видения, несмотря на то, что оно оказалось иллюзорным. Этот негодяй нашёл главную болевую точку — ребёнка. Даже за себя она так не волновалась, как за неё. Да и то лишь в контексте того, что некому будет позаботиться о малышке — мама одна не справится. Но это не значит, что она не попытается выкрутиться. В крайнем случае, она планировала умереть, ведь при таком исходе трогать её девочку не будет нужды. А дочка… за ней она присмотрит, пусть и бесплотным призраком.

— А теперь контракт, — вернул к действительности ненавистный голос, — полное подчинение моим приказам, никаких половых связей, — тут он глумливо усмехнулся и уточнил, — нарушающих плеву, иначе брачный алтарь тебя не примет, и ни одной живой душе о наших договорённостях.

Со вторым условием она была полностью согласна и готова его выполнять без каких-либо оговорок, третье со скрипом, но без него никак. В конце концов, она находится непонятно где, кому можно доверять, а кому нет — не знает. Хотя как не знает? Знает — никому! А вот первое отдавало сомнительным душком. Люба перевела на него взгляд, и тот понял всё без слов.

— Я сказал полное подчинение, — с нажимом повторил мужчина.

И тут её осенило: какое воздержание, какая плева? Она уже давно не девственница! Губы растянулись в радостной улыбке, не предвещавшей оппоненту ничего хорошего.

— Что опять? — не стал обманываться лёгкой победой злодей. Со скрипом, но ему пришлось снять заклятие немоты.

— Вы кое-что упустили, — хрипло ответила пленница, — точнее опоздали лет на, — нехитрые математические вычисления, — шесть, так точно.

— Это ты кое-что упускаешь, — лёгкое движение кистью и цепи со звоном опали на пол, — я маг и легко восстановлю сей недостаток.

— Ого! — присвистнула Люба, вновь прикрываясь одеялом. — Так вам надо бизнес открывать, знаете, сколько на этом можно денег заработать?

И тут он расхохотался: искренне, ядовито. По-иному просто не умел.

— Знаю, — вновь вернулась маска безразличия, — но это ниже моего достоинства.

— Понятно, — она вновь отвела взгляд, — насчёт подчинения…

— Это не обсуждается, — отрезал маг.

— Тогда прощайте, — со скоростью бешенной белки она залезла по ближайшему кроватному столбу и сиганула вниз головой прямо на каменные плиты пола.

— Вот упрямица, — покачал головой герцог Брионский и обошёл вокруг замершей у самого пола фигуре, — неужели ты думала, что я позволю тебе умереть без моего на то соизволения? Похоже, ты всё-таки дура. Ладно, мне надоел этот спор. Сейчас тебя помоют и накормят, — он вернул ей вертикальное положение и опустил на кровать, — и дадут нормальную одежду. А то совсем одичала.

И вышел, оставив Любаню размышлять о тщетности сопротивления. Ничто так хорошо не примиряет с действительностью, как простые радости после долгих лишений — старая, мудрая истина. Откуда ему было знать, что действительно являлось для неё лишением, а что лишь временным неудобством. Да, он неплохо изучил её неприглядную с виду жизнь, но познать нутро так и не смог.

Мужчина, неженатый и не имевший детей — что он мог знать об истинной силе материнской любви? Да она готова костьми лечь, но не дать добраться до сокровенного! Люба вообще предпочитала превентивные меры. Самая желанная из них — прибить негодяя, предварительно вызнав, как вернуться обратно. На худой конец, просто прибить. Да, ребёнок в списке её приоритетов стоял на первом месте.