И сплетаются нити судьбы...

— Если так, то запомни: ты должна всегда быть спокойной и в стрессовых ситуациях делать вид, что тебя это никак не касается, — вдруг заявил он. — Ты должна воспитывать в себе хладнокровие. Учиться держать себя в руках. Волноваться тебе нельзя, так что… сама понимаешь, не маленькая уже. А эту проблему мы решим. Иди, ложись спать, всё будет хорошо, утро вечера мудренее.

Марина еще раз, напоследок, вздохнула горестно и отправилась спать.

Когда наступило утро, Андрей Ильич просто взял и привез ее в какую-то лабораторию, где сняли все синяки и ссадины, что получил ребенок в неравной борьбе, потом Акчинский отвез девочку опять к себе домой. Через день он сказал, что необходимо забрать Маринины вещи из дома.

— Ты же не собираешься ходить в одном и том же? — усмехнулся он, а у самого кошки на душе скребли: давно нужно было забрать девочку к себе. Всё стеснялся предложить, нечего сказать, хорош! А ведь, по сути, она никому не нужна: мать так ни разу и не позвонила.

С утра молодой хирург сделал пару звонков, а в полдень вместе со своим одноклассником, работающим в милиции, помогал упаковывать Маринины вещи. Услышав возню в комнате падчерицы, на пороге появился отчим. Он как всегда «отдыхал». Мужик замаячил в дверях, распространяя запах перегара. Увидев его, Марина тут же порскнула за спину Андрея Ильича. Хозяин квартиры попытался командовать, но на него не обратили внимания. Он начал кричать, размахивать руками, но никто из присутствующих даже не обернулся. Когда же дядя Вася словесно зацепил падчерицу, Андрей оставил коробку, куда складывал книги девочки, и спокойно вышел из комнаты, легонько пихнув при этом пьянчугу, тот попытался отмахнуться, да куда там! Марина бросилась сначала следом за ними, но друг хирурга придержал ее:

— Ты давай вещи упаковывай, там и без тебя разберутся.

Девочка вскинула тревожный взгляд на дверь и вернулась к своим узлам и коробкам. За дверью что-то гулко упало, и на всю квартиру разнесся отборный мат. Что-то хлопнуло, опять упало, посуда загремела, а потом всё стихло. Девочке было не по себе, она опять уставилась на дверь, и милиционер перехватил ее взгляд.

— Ты за кого боишься-то? — спросил тот, улыбаясь.

Девочка хлопнула ресницами.

— За Андрея Ильича, конечно!

— За него переживать не стоит, он твоего отчима может по стенке размазать и рук при этом не замарать, — усмехнулся парень, и Марина больными глазами уставилась на дверь. Милиционер тяжело вздохнул и вышел из комнаты, напоследок бросив, чтоб она поторопилась.

Когда она увидела отчима во второй раз, он был трезвым, мокрым и жалким. А на правой щеке лежал отпечаток тяжелой руки доктора. Уже не орал и не качал права. Девочка залезла в шкаф отца, достала старые папины снимки и шкатулку с бабушкиными драгоценностями, и тут появилась мать. Она на тот момент не играла в театре, а работала помощником сцены, но замашки остались прежними. Иногда, общаясь с ней, казалось, что после каждой своей фразы она ждала аплодисментов. Вот и теперь брови взлетели весьма театрально, головка чуть повернулась в сторону участников сцены, ни дать ни взять — команды режиссера ожидает! Марина сморщилась и поставила бабушкину шкатулку в одну из полупустых коробок.

Видимо, до женщины дошло, что здесь происходит, а может, поняла, что никому не нужна ее никчемная игра, и, подлетев к дочери, потребовала объяснений. Андрей кивнул другу, тот жестом фокусника, выхватил из папки бумажку и представил ее женщине. А саму Марину хирург затолкал обратно в комнату, дескать, посмотри, не оставила ли чего?

А за стеной детской бранились и ругались. В строй мужских голосов иногда вплетался высокий женский, а потом вновь говорили мужчины. Отчим пытался встрять, но ему даже рта не давали раскрыть. Мать опять заговорила, как вдруг рявкнул Андрей. В квартире сразу стало тихо. А он говорил, печатая слова, смиряя глухую ярость, рвущуюся из груди:

— Ты должна была выставить этого козла в ту же секунду! Это что, по-твоему, она сама себе нанесла? Нет, ты вот сюда посмотри, мамаша, мать твою! Не тебя и этого козлину жалею, а ее! Ясно? Боится она огласки, девчонка совсем! А ты!!! Ты права не имеешь на такое священное имя, как Мать! Ты сейчас подпишешь эту бумагу, при мне и майоре милиции, и я не стану возбуждать уголовное дело против твоего хахаля, но если ты станешь нам палки в колеса ставить, или, не приведи Господи, ты, хмырь, появишься где-то неподалеку, клянусь, пожалеете оба!

— Ты что нам, угрожаешь? — у матери хватило мужества или безрассудства возразить Андрею. А может, она вновь решила, что всё еще играет на сцене?

— А ты кто такая, чтоб я тебе угрожал? Ты даже матерью являешься только по паспорту, да и то… случайность вышла. С кем не бывает.

Глава 12.