И сплетаются нити судьбы...

— Ну, Слава Богу, — облегченно произнес парень и затушил сигарету. — Вылазь, давай!

Маринка больше не плакала. Только вздыхала горько. Приехали Олеся и Андрей Ильич. Увидев их, девушка, было, продолжила свой концерт, но Дима повел на нее тяжелым взглядом, и она, судорожно вздохнув, сдержалась. Опять пронеслись объяснения. И лечащий врач девушки прижал горемычную к своей груди.

— Родишь, родишь! Куда ты денешься?

— А если вдруг… а если я… Он сиротой останется! — и опять губы полезли в сторону.

— Да, всё будет нормально! И потом, ты же не одна! А мы на что? Поможем! — проговорил Андрей Ильич.

— И отец ребенка! — встряла Олеся.

Но Марина на это лишь затрясла волосами-водорослями.

— Нет, мне нужно рассчитывать в таком случае только на себя, — проговорила она, а потом пояснила: — Он женат!

Ромала, не зная почему, вздохнула облегченно. Дима с такой нежностью относился к Марине, что она уже было подумала…

— И что? — не понял Дима.

— Ничего, — ответила Марина, — Дим, давай я тебе потом всё объясню, не сейчас, ладно?

Парень посмотрел на ее опухшие глаза и кивнул.

Глава 25.

Они ехали домой. Дима поворачивал руль, а сам думал о Маришке. Как бы там она ни решила, он не бросит ни ее, ни ребенка. Лишь бы только обследование прошло нормально. А Ромала поглядывала на него и всё никак не могла решить: спросить или не спрашивать. Дима глянул на нее, протянул руку и пожал тонкие пальцы в кожаных перчатках. Когда он услышал о беременности своей бывшей, то в голове даже не возникло сомнений, а не его ли ребенок? Марина не допускала с ним близости с тех пор, как они расстались. А произошло это событие уже больше года назад. Так что…

— Ромал, скажи честно! Ведь ты подумала, что Маринка от меня беременна? — спросил он.

Девушка посмотрела на него и вдруг улыбнулась.

— Почему ты так решил?

— Я видел твое лицо, когда Маринка сказала о беременности. Ты так глянула на меня — аж мороз по коже! А потом, когда всё выяснилось, расслабилась!

— А ты что, всё время подсматривал за мной?

— Я первый спросил, — настаивал парень.

Ромала вздохнула и отвернулась. Рассказать всё — значит, признаться, что он ей небезразличен. А ведь была такая мысль, была. Чего греха таить?! Дима выжидательно смотрел на нее и молчал.

— Да, — призналась, наконец, девушка, — мелькнула такая мыслишка в голове. У тебя даже ключ от ее квартиры есть, что тут подумаешь?!

Парень засмеялся.

— Да ключ от ее берлоги есть у многих! У трех соседок только! У Олеси, у Андрея Ильича, у меня, у большинства подруг. И не потому, что Маришка такая доверчивая. Из-за сердца всё. При мне ей было плохо лишь раз, не по моей вине, честное слово! А до меня приступы были очень часто, вот она и раздавала ключи. Когда становилось плохо, звонила кому-нибудь, и те являлись на помощь. Говорят, иной раз ее так скручивало, что она даже до двери не могла дойти, — сказал он.

Но Ромала во всем этом монологе расслышала одну фразу.

— До тебя? При тебе? — проговорила она рассеянно.

Дима вновь глянул на нее.

— А что скрывать! — воскликнул он. — Мы прожили два года.

— Почему расстались?

Дмитрий держал в руках привычный руль. В машине было тепло, но ему вдруг стало жарко. Рассказывать обо всем он, конечно, не собирался, но и утаивать особо нечего. И он, вздохнув поглубже, сознался:

— Потому что жили без любви! Она мне небезразлична, и душа за нее болит ужасно, но… Даже не знаю, как объяснить.

— Не нужно объяснять, — тихо проговорила Ромала.

Ей ли не знать об этом? Вот только она не пускалась в авантюры по проверке чувств. Нет любви — и не будет! Она вдруг посмотрела на своего попутчика. А ведь он непрост! Совсем непрост. И в душе сидит дракон, может, похлеще, чем у нее. Сидит и ждет слабости. И сердце кровоточит, когда вокруг ни души. А ночью, если не спится, наверно, и вовсе жизнь кажется беспросветной. Безрадостной и неинтересной. И нет рядом того, ради которого мир стал бы ярким и красочным.

Дима будто всё это прочитал на ее лице.

— А ты? — спросил он.

— Что я? — отозвалась девушка.

— Тебе было не всё равно. Я бы даже сказал, что ты вздохнула с облегчением, узнав, что ребенок не мой, — подначил парень.

Ромала посмотрела на него и отвернулась, чувствуя, как краска заливает щеки.

— Покраснела, покраснела! — подтрунивал Дима.

— На дорогу смотри! — проворчала девушка.

— Слушай, Ромал, я тебе нравлюсь, да? — вдруг поинтересовался он.

Спросить-то спросил, а у самого даже мороз по спине пробежал. Сейчас как скажет, мол, да кто ты такой и что тебе надо, вот и весь сказ тогда. И останется лишь размышлять: а не лучше ли было помалкивать в тряпочку?

Ромала молчала, глядя в окно. Копалась в себе, копалась. И докопалась лишь до того, что парень ей по душе. Даже не сразу и объяснишь, почему.

— Ро-ма-ла! — нараспев позвал Дима.