И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ

 - Нашел на тропинке, ваше превосходительство! — самодовольство и радость так распирали сержанта, что взорвись он невзначай, его клочки долетели бы до лукоморской царевны и ее двора даже через ручей. — Они побежали туда!

 Ничего не сказав, штандарт–полковник только яростно зыркнул на свой отряд, и тут же его и сержантов подхватили на руки и водрузили на шеи их «скакунов».

 - Вперед по тропинке! — прорычал он. — Догнать и схватить! Быстро!!!..

 И оборванные, грязные, мокрые умруны, хлюпая и причавкивая теряющими на ходу подметки сапогами, понеслись мимо него прочь.

 Находка рядом с Серафимой прищурилась, вперилась горящим взором в затылок бравому штандарт–полковнику, и тихо, но с чувством прошипела:

 - Гвоздей тебе в ноги, ни пути тебе, ни дороги!..

 Дождавшись, пока промчится мимо весь его отряд, Атас ударил пятками в бока своего умруна и выкрикнул:

 - Пошел за ними бегом!..

 Сделав два шага, гвардеец споткнулся о незаметный, но прочно втоптанный в тропу камень и, даже не пытаясь обрести равновесие, грузно повалился ниц и растянулся во весь рост.

 Штандарт–полковник, как ракета с пусковой установки, головой вперед полетел в заросли шиповника и скрылся там целиком.

 - А–а–а–а–а!!!.. С–с–с–скотина–а–а–а!!!.. Убью–у–у–у–у!!!..

 Изрыгая проклятия и угрозы в адрес безмолвно вскочившего на ноги и вставшего по стойке «смирно» умруна, Атас выбрался из кустов, вскочил на спину своего двуногого «коня» и, лупя по всему, до чего могла дотянуться его свободная, изодранная в клочья шипами рука, пришпорил его и был таков.

 Увидев мельком его лицо, Серафима болезненно поморщилась и от души посочувствовала неудачливому ездоку.

 - Эк ему повезло… — пробормотала она, покачивая головой, — Словно кошки драли… Места живого на роже нет…

 И тут ее вдруг осенило.

 Она повернулась к Находке и строго пробуравила ее подозрительным взглядом:

 - Это ты?

 Рыжеволосая девушка не стала отпираться или делать вид, что не поняла.

 - Я… — виновато опустила она глаза и мучительно покраснела. — Простите, ваше царст… Серафима… Я не хотела… Но он ко мне всю дорогу приставал… только из кареты выйду… проходу не давал… мерзкий… липкий… отвратительный… Простите…

 - Да ты что, Находочка, я не об этом! Ты что! Так ему и надо! — замахала на нее царевна. — Тем более, если приставал, противный. Или мерзкий? Короче, гад. Надо было мне сказать — я бы ему поприставала, крысюку. Но сейчас я не об этом говорю. Я о том, что правильно ли я поняла — ты пожелала им споткнуться, или расшибиться, или как ты там выразилась…

 - Гвоздей в ноги, ни пути, ни дороги, — восхищенно подсказал Саёк.

 - Вот–вот. И они тут же загремели. Это из–за тебя?

 - Д–да, — все еще не поднимая очей, призналась Находка.

 - Так ты — ведьма?

 - Ведьма?.. Я?.. — испугалась та. — Нет, что вы, ва… Серафима… Нет, я обыкновенная, как любой октябрич… Наши ведьмы — только у нас они называются «убыр» — такое сотворить могут, говорят, что мне и не снилось, не виделось!.. А это — просто маленький заговор. Его любой октябренок знает. Он и сработать–то может только когда октябрич по–настоящему сердится. И только в краю Октября–батюшки. Это он нам силу дает, какую ни есть. А вдалеке от него мы от остальных костеев ничем не отличаемся.

 - И убыр ваши? — вступил Саёк.

 - Убыр–то?.. Не знаю. Никогда не видела, не слышала и, батюшка–Октябрь смилуется, не увижу и не услышу, — твердо отрезала Находка.

 - А это… когда умруны остановились и стали кругом нюхаться… Что это было? — продолжила расспросы Серафима.

 - Так это они нашли платок вашего цар… Серафи… то есть, вас… и побежали…

 - Да не про это я!.. Я про дрозда. Кто его сцапал?

 - А–а, это… Это — муха.

 - МУХА?! — вытаращила глаза царевна. — Это была муха?!.. Постой, Находка. Это что — шутка такая?

 - Нет, что вы, ва… Серафима! — на лице октябришны было написано, что она скорее сама бы взлетела и придушила предательскую птицу, чем пошутила бы над своей повелительницей. — Это муха была! Муха! Октябрем–батюшкой клянусь!..

 - Так ведь такая муха и человека загрызть может!.. — изумленно, не сомневаясь более в словах октябришны, покачала головой царевна. — Она ж не глядя налетит, так с ног сшибет!

 - Сшибить — сшибет, — согласилась Находка. — Дурные они. Мухи, чего с них взять. А вот людей не трогают. Они что попало не едят. Они только дроздов таскают.

 - Мухи?.. Дроздов?.. — до Серафимы все еще плохо доходило услышанное.

 - Ну, да. А на зиму улетает за ними на юг. Я ж говорю — больше она ничего есть не может. А лет семь назад к нам приезжала искпедик… эпсидик… эскпидик… ну, пятеро волшебников откуда–то с края света, с самых выселок, где и люди–то не живут, поди… Из Шиньтони, что ли, или как то вроде того… Там школа у них с таким смешным названием… Ниже Крысы… Шире Зайца… Уже Морской Свинки… Нет, все не то… Ага, вспомнила! Выше Мыши! [78] Так вот, они специально, чтобы наши края изучать, в такую даль летели… И они сказали, что это муха–дроздофила, по научному, что это они ее открыли, и что больше такой нигде во всем Белом Свете нет, и не было никогда.