И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ

 Лукоморец ударил по ним мечом, но их было слишком много: разрубив одну нить, клинок тут же запутывался и приклеивался сразу к десятку других.

 Если бы он попробовал изрубить на кусочки тесто в квашне, эффект был бы точно таким же.

 Паук прищурил все восемь очей размером с биллиардный шар и осторожно сделал шаг в сторону трепыхающегося как жужелица противника.

 Царевич яростно дернулся, прилип еще крепче, в отчаянии выкрикнул: «Помогите!» и прислушался.

 Безответная испуганная тишина окружала поле битвы.

 Кроме его рваного дыхания и шороха желтеющей травы под ногами паука — ни единого звука. Видать, далеконько его занесло: кричи тут — не докричишься, зови — не дозовешься…

 Чем больше муха бьется в паутине, тем сильнее запутывается, вспомнился ему вдруг давно пропущенный мимо ушей школьный урок естествознания, и Иванушка криво усмехнулся.

 Он не муха. Ему хватит и этого.

 Он должен экономить силы, чтоб продать свою жизнь подороже.

 Подходи сюда, букашка, не стесняйся.

 Чтобы запеленать меня, как Кондрата, тебе придется решиться подойти ко мне поближе.

 Иван взял наизготовку с трудом высвобожденный меч и прижался спиной к бледно–сиреневому стволу дерева в ожидании новой атаки.

 Создавалось впечатление, что паук тоже понимал свои перспективы, и поэтому не спешил бросаться в последний и решительный бой, и лишь переминался с ноги на ногу, снова задумчиво пожевывая остатками клещей–жвал, больше всего напоминая теперь голодного беззубого старика перед тарелкой сухарей.

 И откуда только этот проклятый зверь на их головы сва…

 Вот.

 Шальной взгляд Иванушки на мгновение оставил погруженного в тягостные раздумья арахнида и, словно по наитию, поднялся выше.

 Прямо над тем местом, где стоял сейчас паук и где, похоже, он напал на них всего несколькими минутами раньше, над тропой причудливой аркой выгнулось незнакомое дерево с розоватой корой.

 От которого свисала вниз, к хозяину, толстая, как трос и натянутая, как струна, паутина.

 «Пауку повезло», — на удивление отстраненно подумалось Ивану. «Нашел как–то и зачем–то странно согнувшееся в удачном месте дерево — никогда не видел, чтобы деревья так круто дугой загибались — подвесился к нему, и пожалуйста — тут же «кушать подано» …»

 Взгляд царевича скользнул дальше по розовому стволу, и он с удивлением увидел, что верхушка выгнутого дерева соприкасалась, сливаясь, с макушкой дерева, выбранного для него злым роком в качестве последней линии обороны.

 Налетел порыв ветра, осыпал поле боя, паутинный лабиринт и бессильно сжимающего рукоять меча лукоморца голубовато–желтыми листьями, и в поредевшей кроне, на самой верхушке, на солнце сверкнули плотные серебряные нити.

 Так вот оно что!..

 Оно не просто так согнулось — паук его привя…

 Не дожидаясь, пока Иванушка додумает свою умную мысль, арахнид пришел к выводу, что враг разбит и деморализован, и решил перейти в контрнаступление.

 У Ивана не было большого выбора.

 Чтобы не сказать, что выбора у него не было вообще никакого.

 Он извернулся, обхватил сгибом локтя раненой руки гладкий сиреневый ствол, приподнялся, на сколько его отпускала от земли жадная паутина, вытянул руку, и изо всех сил взмахнул мечом, разрубая дерево на две части.

 Долю секунды, показавшуюся часом, ничего не происходило, и сердце царевича начало медленное и болезненное путешествие в его же пятки, как вдруг…

 Розовое дерево, почувствовав, что его больше ничто не удерживает в скрюченном положении, возбужденно задрожало листвой, тряхнуло ветками и гордо выпрямилось во весь свой двадцатиметровый рост.

 Изумленный паук, не успев сообразить, что происходит, со свистом взмыл в небо, словно очень большой и безобразный мячик на резиночке в руках шаловливого мальчишки.

 Когда он достиг высшей точки, под тяжестью жирной туши паутина, связывающая его с деревом, оборвалась, и он со скоростью ураганного ветра понесся по баллистической траектории куда–то в лесную глушь.

 Несколько секунд спустя с той стороны до Ивана донесся резкий разноголосый треск, сочный шмяк и — тишина.

 Розовое дерево стояло, рассеяно покачивая узловатыми ветками под легким ветерком, и кудрявая верхушка его, сиреневого, дерева свисала на серебристой паутине будто экзотический лесной орден за спасение погибавших.

 

 

 

 Еще на подходе к их импровизированному лагерю царевич услышал все признаки невероятного оживления, возбуждения и даже исступления, которые были тем удивительнее, что исходили, похоже, от одного человека.

 - …Да что же вы стоите, как болванчики!.. Помогите мне!.. Ну, же!.. Нет, вы только посмотрите, вы только поглядите!.. Это невероятно!.. Это восхитительно!.. Мы же с вами тысячники! Нет, десятитысячники! Да что там — стотысячники! Миллионеры!.. Да не стойте же вы просто так!.. Я вам приказываю!.. Я прошу!.. Дед, ну скажи же ты им!.. Пусть помогут!..

 Завернув за поворот, Иванушка увидел специалиста по волшебным наукам, с бешеным азартом исполняющего какой–то древний языческий шаманский танец, но какой именно — дождя, плодородия, снижения налогов или еще чего — это и предстояло выяснить.