И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ

 Напуганный чуть не до заикания заместитель главнокомандующего обороной по волшебным вопросам не смог вымолвить ни единого слова, и поэтому просто выхватил из заветного мешочка камень наугад и трясущейся рукой (правда, без помощи магии не обошелся и этот бросок) зашвырнул его в орду зверолюдей.

 Камень с сине–золотым переливом оказался начинен градом номер шесть (по спецификации демонов–шептал, изготовителей стихийных артефактов), что через пару секунд после его падения под ноги одного монстра с головой гиены и обнаружилось [176].

 В понимании шептал, град номер шесть — это твердые, как железо, куски льда размером с большой апельсин, которые в течение стандартных десяти минут сыплются на головы избранных метнувшим камень волшебником получателей на площади радиусом двадцать пять метров от места падения артефакта, и преследуют цель в случае, если у нее каким–то чудом останется достаточно мозгов, чтобы сообразить, что надо бежать.

 Надо ли говорить, атака захлебнулась — в том числе, и буквально, когда град прекратился, а выпавшая ледяная экзотика начала таять.

 Второй раз случился в нескольких километрах к востоку отсюда, там, где под Конанковской стеной открывался проход для впадающей в городской пруд речки Конанки.

 Проход Конанки под городской стеной был забран витой решеткой, а с обеих сторон от оскалившейся чугунными зубами арки, как последняя, отчаянная попытка князя Митрохи защитить злосчастную стену, были навалены срубленные деревья.

 Решив, что стена, ослабленная проходом для речушки снизу и шабашниками из Караканского ханства — сверху станет их легкой добычей, костеевы полководцы, проведя ту же самую колдовскую подготовку, что и утром на Конанковской стене, бросили на добивание бедной стены еще одну черепаху, но, к счастью одной стороны и несчастью другой, гонец едва ли не в последний момент успел призвать на помощь Великого Агафоника.

 Тот, ругая самую смирную и флегматичную кобылу Лукоморска «бешеным рысаком», с громким стоном сполз на землю с седла но, подхваченный сопровождавшим его гонцом и еще одним дружинником из Конанковского гарнизона, был вознесен на стену, над которой нависла смертельная опасность.

 Черепаха была уже в десяти–двенадцати метрах от дрожащей то ли от ее могутной поступи, то ли от ужаса стены, и думать и выбирать варианты времени не было.

 Поэтому специалист по волшебным наукам запустил руку в выручательный мешочек, снова наугад выбрал артефакт и довольно прицельно запустил им в усердно прокладывающую курс через плохо засыпанные ямы и буераки черепаху.

 Каковой и отскочил от бока сухой еще боевой пирамиды и закончил свой жизненный путь в Конанке.

 Но не успело лицо чародея вытянуться, а губы произнести любимое «кабуча», как из кроткой, неуклюжей и практически одомашненной Конанки, которая и в весенний разлив редко когда доходила до груди ее верным фанатам, местным мальчишкам–рыбакам, вырвалась тридцатиметровая волна и зашвырнула не успевшую ничего ни сообразить, ни предпринять осадную машину на палатки костеевцев в полукилометре к западу, не забыв в качестве бонуса очистить эти полкилометра от вторгшихся на чужую землю полчищ [177].

 Впрочем, и после своего приземления в незаданном районе чудовищная махина принесла еще немало пользы зверолюдям: ночь были холодные, и большое количество мелко наломанных и почти сухих досок, из тех, что были не затронуты противопожарным колдовством, было отнюдь не лишним.

 Агафон же долго еще купался в заслуженном море славы и восхищения.

 Приблизительно сорок минут.

 

 

 

 Как вчера, из набрякших и готовых прорваться ливнями облаков почти над самыми головами защитников восточной части Конанковской стены вынырнул Змей–Горыныч (как ведь только не захлебнулся там, окаянный!) и, плотоядно ощерившись, спикировал на город.

 Через несколько минут в Конанке запылали первые дома.

 - И–и–эх, гад полз… то есть, летучий!.. — болезненно охнул дружинник за спиной Агафона. — Что ж ты такое делаешь, паразит!..

 - Управы на него нет, — грозно, но впустую сжал покрытые ожогами и шрамами кулаки кузнец из расчета Сереги Соловьева.

 - Хотя… — медленно протянул кто–то слева, и одна и та же мысль посетила все повернувшиеся одновременно в сторону специалиста по волшебным наукам головы.

 Памятуя о вчерашнем разговоре с гарнизоном на Сабрумайской сторожевой башне, Агафон не стал делать удивленные глаза, искать по сторонам, к кому бы еще могло относиться это многозначительное «хотя», а сразу перешел к делу.

 - Откровенно говоря, — страдальчески скривился он, — я и сам про это уже подумал. Но, стоя вот тут, прикованный к земле как какая–нибудь черепаха, я с ним поделать ничего не могу…

 По рядам дружинников пронесся разочарованный вздох.

 Но Агафон уже знал, чего народу надо.

 Он как будто раздосадовано взмахнул рукой, крякнул, прищелкнул пальцами и покачал головой: