И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ

 Сжав, чтоб было силы, метловище коленками, и не забывая придерживать только сейчас не спеша возвращающегося в сознание Пашку, она быстро сняла с пояса флягу со сбитнем (эх, жалость–то какая!.. на меду–то на гречишном, пользительно–то как было бы молодому организму [201]!..), выдернула зубами пробку, прошептала наскоро в горлышко несколько шершавых слов и плеснула горячей ароматной жидкостью себе за плечо.

 На несколько секунд преследователям показалось, что глаза их слиплись от чего–то зловонного и липкого, но когда проморгались и протерли, было уже поздно.

 Преследуемая вражеская метла исчезла без следа [202], но зато снизу, вертикально, в основание их ковра на огромной скорости врезалось нечто вроде отправившегося к звездам бревна.

 Последний ковер беды обвис на торце метловища тетки Покрышкиной как крылья нераскрытого зонтика, накрыв собой и ведьму, и ее пострадавшего односельчанина, а все оставшиеся три умруна и сержант посыпались на землю, как горох.

 

 

 

 …Неподвижное, залитое кровью тело с распоротой, оскалившейся вывороченными ребрами грудной клеткой…

 …довольно мерцающее гладкое стеклянное сердце…

 …засыхающее, агонизирующее живое сердце…

 …мятая грязная бумажка в красных брызгах…

 …страшный черный бездонный, как пропасть, глаз…

 …АЙ!!!..

 …попей, попей, милок, сразу получшает…

 …сапоги, заляпанные грязью…

 …коленки…

 …ремень с тяжелой медной бляхой…

 …ну, вот молодец… а теперь еще глоточек — и совсем орел будешь…

 …грудь, развороченная, как медвежьей лапой…

 …ну же, очнись, очнись, очнись, милок!..

 …а в ней…

 …не давай ему спать, тормоши, похлопай по щекам, а я заварю еще…

 …белые и красные…

 …проснись, проснись, Пашка!..

 …и сердце…

 …сейчас, сейчас, несу!..

 …два сердца…

 …Павел Дно, вставай!.. Ты не имеешь права тут валяться!..

 …гладкое, блестящее…

 …СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ОТ ТЕБЯ ЗАВИСИТ ВЕСЬ ГОРОД!..

 Что?

 Город?

 СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ОТ МЕНЯ ЗАВИСИТ ВЕСЬ ГОРОД.

 - Что это?.. Где я?.. Что слу… А–а–а–а–а!!!..

 - Да чего ты, оглашенный, дергаешься! Деду, вон, все лекарство пролил!

 - Это он, он, он!.. Это он там был!!!..

 - Да успокойся ты, стрелок! Вопишь как баба! — терпение Марфы Покрышкиной кончилось: она поняла, что больному нужен не отвар, а шоковая терапия.

 Клин клином, так сказать.

 - Что?.. — Пашка окончательно пришел в себя, подскочил, дико вращая глазами, и почувствовал под тощим задом доски лазаретского лежака. — Где?..

 - Всё в порядке, малыш, всё кончилось, мы дома, — ласково погладила его по горячей голове ведьма и смахнула украдкой слезинку.

 - А где?.. Я видел, только что!!! Он тут!!!..

 - Кто тут, кто?

 - Он… человек из шатра… Костей…

 - Да какой тебе тут Костей — сплюнь три раза! Ты чего! Кроме нас с дедом Зимарем да раненых тут никого нет: все целители отдыхать ушли, да и раненые спали… пока я тебя не принесла…

 - А сейчас? — сконфужено, предвидя ответ, поинтересовался всё же мальчик.

 - А сейчас они хорошо, если к утру заснут, — ворчливо пробормотал голос деда откуда–то справа. — Такое представление ты тут закатил, милок, что от соседних ворот из лазарета все раненые сбежали, не то, что у меня…

 - Правда? — Пашка почувствовал, что щеки его заливает багровый румянец.

 - Да шутю я, шутю, — усмехнулся дед. — Но от наших ворот часовые прибегали — это правда.

 - Что, кричал громко? — едва слышно пробормотал охотник.

 - Нет, справиться о самочувствии, — успокоил его быстро, хоть и не совсем правдиво, старый знахарь. — Ну, мы им сказали, что самочувствие пока прощупывается, они велели тебе долго не хворать, и на посты разошлись. Так что, наказ надо выполнять. Кончай бредить и докладай, чего видал, чего слыхал. Ведь не просто так же ты…

 Перед мысленным взором стрелка снова вспыхнула ночная картина, увиденная им в шатре, и его стошнило.

 Как ни странно, после этого Пашке полегчало, словно дурные чары вывернуло из него, и он, отхлебнув водички из кувшина, откашлялся и тихим, но твердым голосом сказал:

 - Я готов.

 - А вот и мы!..

 Дверь распахнулась, и в лазарет вошли двое незнакомцев.

 - А ты, стало быть, и есть тот знаменитый стрелок Павел Дно, которого все костеевцы боятся? — сурово сдвинув брови, полюбопытствовал тот, что постарше, вместо приветствия.

 - Так уж и боятся… — польщенно–смущенно ухмыльнулся Пашка.

 - А то как же, — выразительно пожал тощими плечами незнакомец. — Конечно, боятся. Они, наверное, каждую ночь, как кого в караул провожают, или на задание, вместо «Ни пуха, ни пера» говорят «Ни Дна тебе, ни Покрышкиной».

 И он подмигнул заалевшей в тон Пашкиному румянцу тетке Марфе.

 Охотник заулыбался, и с сердца отвалился еще один кусочек льда.

 - А я про вас тоже слышал, — лукаво прищурившись, заявил гостям Пашка. — Вы — светлый князь Митрофан Гаврилыч Грановитый, а вы — его заместитель по вопросам волшебства Агафоник Великий.

 - Ишь ты, какой сметливый, — наисерьезнейшим образом восхитился светлый князь. — Ну, как ты узнал — спрашивать не стану, это твой охотничий секрет, наверно?

 - Ага, — солидно кивнул Пашка и еще раз обвел глазами собравшихся вокруг одра болезни. — Можно рассказывать, или его величество еще подойдут?