И стали они жить-поживать

 Тяжело хлопнувшись на землю, он вскочил, замахал лапами–руками и, не разбирая дороги, наткнувшись несколько раз на поленницу вокруг частокола и развалив ее до основания, гондыр нашел распахнутые ворота и кинулся в лес.

 Шерстни за ним не последовали — было еще слишком темно для них. Они на ощупь расселись по всему, на что наткнулись, и сердито, но удовлетворенно жужжа, стали ждать рассвета, самодовольно обмениваясь впечатлениями от недавней битвы.

 

 

 

 Перегруженное неуклюжее корыто шло тяжело, страдая бортовой и килевой качкой одновременно.

 Едва Серафима отвлекалась на секунду, чтобы осмотреться по сторонам или перекинуться парой слов с кем–нибудь из свиты, чтобы убедиться, что они все еще на борту, а не пошли искать легкого и приятного пути, как оно начинало лениво замедляться и скачками терять высоту, заставляя холодный пот выступать на лбу, а небогатое содержимое желудка заполошно подступать к горлу.

 Чтобы держать его на одном курсе — вот бы еще знать, каком! — и не давать ему заваливаться и рыскать, приходилось постоянно делать тяжеленным пестом движения, похожие на гребки, и пальцы Серафимы, однажды намертво сомкнувшись вокруг деревяшки, уже часа два как больше ничего не чувствовали. Само их существование скептически настроенный ум давно уже поставил бы под сомнение, но измотанной царевне было не до таких изысков, и поэтому она просто гребла, гребла, гребла…

 Край горизонта над лесом, наконец–то, засветился.

 Значит, можно было определить, в какую сторону они летят.

 - Находка, куда нам теперь? — обернулась царевна, сжимая сведенными судорогой руками тяжелый пест и тыча им вниз, чтобы не терять высоту. Перегнувшись через край корыта и так можно было сорвать пригоршню голубоватой, склизкой на вид, холодно светящейся в темноте листвы с верхних веток очередного таинственного дерева, верхушка которого выступала из жиденького предутреннего тумана консистенции общепитовского молока как какой–то психиделический айсберг.

 Октябришна повернула голову направо, налево, попыталась посмотреть назад без того, чтобы вывихнуть себе затекшую шею, и усталым сонным голосом объявила:

 - Это смотря куда мы хотим попасть, ваше царственное величество. Серафима. Сергий. Если назад в Черемшур, то нам направо. Если в царство Костей — то налево. А если в Лукоморье…

 Царевна заинтересованно повернулась к ней левым ухом и на мгновение перестала грести.

 - …тогда не знаю. Дороги–то мы так и не спросили… — извиняясь, развела руками Находка.

 - Сер… ргий!!! — встревожено окликнул Серафиму Саёк, не дав ей высказать свои комментарии ко всему вышеизложенному. — Я тут, пока мы летели, когда светать начало, назад все оглядывался.

 - И что?

 - И вот я сначала думал, что это мне показалось.

 - И что?

 - А сейчас я вот оборачиваюсь, смотрю — нет, вроде, кажется, не показалось.

 - И ЧТО?!

 - За нами, кажись, какая–то птица летит.

 - Птица?! — переспросила изумленно Серафима, ожидавшая погоню кого угодно, только не птицы. — Находка, что за птица за нами лететь может?

 - Птица?.. — недоуменно пожала затекшими плечами октябришна. — Какая птица? Зачем ей за нами лететь?

 - Так это мы тебя спрашиваем. Как аборигена и краеведа, — перекинула ей обратно вопрос царевна. — Мы же должны знать, беспокоиться нам, или паниковать.

 - Паниковать? Беспокоиться? — по голосу Находки было понятно, что она с места и в карьер начала делать сразу обе эти вещи одновременно.

 - Да ты посмотри сама, Находка! — жалобно попросил Саёк. — Сер–ргий… Ты можешь повернуть корыто так, чтобы Находке было видно?

 - Без набора высоты — нет, — решительно отсекла попытки маневрировать Серафима.

 - Находка, а, Находка, — снова жалобно проговорил Саёк сзади. — Ты же должна знать. Скажи, если мы у убыр корыто увели, то ведь ей летать больше не на чем?..

 - ЧТО–О?! — махнула пестом царевна так, что корыто заложило вираж, едва не вывалив всю команду на землю, а сама она получила ни с чем несравнимую возможность разглядеть довольно шустро приближающуюся к ним ступу и ее пассажира–пилота, маневрирующего и на глазах ускоряющегося энергичными взмахами метлы.

 И вряд ли это был гондыр.

 - САЁК!!! Чего же ты раньше–то молчал!!! — страшным голосом произнесла Серафима и замахала пестом с удвоенной энергией, тем мне менее, обреченно понимая азбучные истины не открытой еще науки самолетостроение, что чем мощнее форсаж, тем больше тратится топлива и тем меньше время полета.

 - Она приближается!!! Приближается!!!..

 Вопли оруженосца помощи тоже не оказывали, как и ставшее уже почти привычным дрожание Находки.

 Почти.

 «Наверное, в прошлой жизни она была осиной. Или плакучей ивой," — отстраненно подумала Серафима, чувствуя, что всему на свете есть предел, и первой строчкой этого печального многостраничного списка сейчас идет ее выносливость.

 - Стойте!!! Стойте, охламоны, кому говорят!!!..

 После этого выкрика Серафимина выносливость скачком переместилась на вторую строчку, но она тоскливо ощущала, что ненадолго.

 - Ох, батюшка–Октябрь, помоги нам, спаси нас от погибели лютой, сохрани нас от злой старухи убыр… — забормотала дрожащим срывающимся голосом октябришна.