И стали они жить-поживать

 - Дай, я попробую. Пожалуйста, — нерешительно попросил Иван перед готовящимся пятым разом, который, продолжайся ход событий именно таким образом, посудина явно бы не пережила. — Все равно же выбрасывать?..

 Волшебник с непонятной для Иванушки радостью вдруг передал ему яблоко.

 - Пробуй.

 Теперь, когда тарелка разобьется, винить Ярославна будет не его.

 Иван взвесил в руке неожиданно тяжелое и холодное яблоко, вспомнил, или даже, скорее, почувствовал всем телом, как покатила его Ярославна тогда, как ее движения были плавными, ловкими, кошачьими, и как сравнил он еще ее с крупье их единственного в Лукоморье казино… Она стояла вот так… Потом сделала плечом вот так… Повернулась вот так… Повела рукой вот так…

 - Ну, я же говорил, что работать с этой глупой тарелкой — раз плюнуть! — вывел его из состояния полутранса торжествующий голос белобрысого волшебника. — Даже такой непрофессионал, как ты, смог заставить ее работать!

 Но где–то в середине этого торжественного туша тонко дзенькнула и оборвалась тоненькая нервная струнка.

 Или ему почудилось на фоне собственного нервно–струнного оркестра?

 Иванушка вздрогнул и открыл глаза.

 Яблоко размеренно каталось по краям тарелки, слегка подскакивая на трещине, как будто оно всю свою фруктовую жизнь только этим без остановки и занималось.

 Довольный чародей откашлялся.

 Наступал его звездный час.

 - Солнце садится, день степенится, ночь убывает, свет отступает… — резво начал было Агафотий, но тут же сник и остановился, как игрушка, у которой кончился завод.

 - Что? Что–нибудь не так? — забеспокоился Иван. — Трещина мешает? Помехи идут?

 - Н–нет… Не мешай… Кх–ммм… Так… Солнце садится, день степенится, свет убывает, ночь подступает, а я к окну подойду, занавесь руками разведу. На севере — Урион–звезда, на западе… На западе… На западе… Или на востоке?..

 - Что случилось?..

 - Ничего, не вмешивайся!.. — и волшебник захлопал себя по бокам, по карманам, по рукавам и даже один раз по ноге.

 - А Ярославна таких движений, вроде, не делала, — с сомнением наморщив лоб, склонил голову набок Иван. — Это часть заклинания такая? Новая, наверно?..

 - Часть… Часть…

 Одним отработанным движением фокусника или студиозуса Агафотий незаметно извлек из носка исписанный клочок бумаги, молниеносно расправил его и пробежал глазами теснящиеся на нем крошечные буковки, не больше гречишного зернышка.

 - Солнце садится, день степенится, свет убывает, ночь наступает, а я к окну подойду, занавесь руками разведу, — уверенно, громким звучным голосом заново начал декламировать он, изредка все же косясь на невидимую для Ивана бумажку. — На севере — Урион–звезда, на западе — Скалион–звезда, на юге — Малахит–звезда, на востоке — Сателлит–звезда. Как Сателлит–звезда по небу катится, на землю глядит, так и я в зеленое блюдо гляжу, увижу там все, что скажу. Покажи мне, блюдечко, вставьте название интересующего объекта! Тамам!

 Дно тарелки замигало, пошло волнами и горошинами, но не просветлело.

 - Извините, что вы попросили ее показать? — озадаченно заморгал Иванушка, стараясь переварить услышанное новое окончание старинного заклинания.

 Агафотий стрельнул одним глазом на стол.

 - Я же сказал — вста… Ой, ежики–моежики…

 - Да что у вас там такое? — наконец заметил это странное прогрессирующее косоглазие Иван, и не дожидаясь ответа, протянул руку по другую сторону тарелки.

 - Что это? — поднес он к глазам мелко исписанную бумажку.

 - Это мое! — подскочил к нему Агафотий, но было поздно.

 - Солнце садится, день степенится, свет убывает, ночь наступает, — медленно, почти по слогам стал читать вслух царевич, — а я к окну подойду, занавесь руками разведу. На севере — Урион–звезда, на западе — Скалион–звезда, на юге — Малахит–звезда, на востоке — Сателлит–звезда. Как Сателлит–звезда по небу катится, на землю глядит, так и я в зеленое блюдо гляжу, увижу там все, что скажу. Покажи мне, блюдечко… Змея–Горыныча! Тамам!

 - Ох!.. — тихо сказал Агафотий, и Иванушка оторвал взгляд от шпаргалки и посмотрел в тарелку.

 Дно ее стало прозрачным, как небо, по которому прогулочным шагом ползут редкие упитанные тучки, задевая своими толстыми брюшками за верхушки красных скал. Но вот небо стало уменьшаться, скалы расти, нависать, закрывая весь горизонт, заполняя дно от края до края, и вдруг из черной дыры, которая только что казалась наблюдателям лишь густой тенью, высунулась зеленая безобразная покрытая чешуей голова, за ней другая, третья и, вперив как одна свои злобные желтые взгляды в Ивана, дохнули пламенем…

 Тарелка слетела со стола и с прощальным дребезгом разлетелась на две части.

 Яблоко укатилось в подпол.

 - Что… Что случилось? — кинулся к ней Иванушка, но это был смертельный случай, если он хоть чуть–чуть разбирался в посуде.

 - Это… я… — прокаркал осипшим голосом побелевший Агафотий. — Рукой махнул… Нечаянно…

 - Зачем?!.. — воззвал к нему Иван. — Ну, кто вас просил тут руками махать, а?!.. Теперь мы не узнаем, жива ли Серафима, и что с ней!.. Она должна была быть в той пещере!..

 - Я хотел… сделать… Да, конечно, я хотел сделать одно заклинание, от которого стало бы видно еще лучше!..