И станешь ты богом

Прикрывая, в свою очередь, щитоносцев и корчму, где продолжался грабёж, стрелки разбились на два отряда. Правый фланг, во главе с Ингрельдом, насчитывал четырех бойцов, включая его самого; над левым флангом взял на себя командование Пятка, и с ним было еще семеро.

Против них выскочило до тридцати бойцов с каждой стороны. Ватажники стояли широкой цепью. Вооружённые спатами, они нуждались в просторе для манёвра. Ингрельд достал свою любимую секиру, Пятка обнажил гладиус.

Пытаясь прорвать хлипкие на первый взгляд фланговые цепи, жители деревни столкнулись с жесточайшим сопротивлением, которого они не ожидали. Это им не со стен врага расстреливать! Откуда простым деревенским парням было знать искусство убийства? Конечно, все они были крепкими мужами, хорошими охотниками. Но этого мало для серьёзной рукопашной схватки против профессионального воина, смысл жизни которого состоит в одном: «убей себе подобного».

Несмотря на огромное численное превосходство, деревенским пока не удавался их план – смять с флангов отряд, ударить в лоб основной массой и выдавить разбойников из деревни, а то и уничтожить их полностью.

Ингрельд, поудобнее перехватив секиру, коротко полоснул подбегавшего противника по животу справа налево. Из разреза с шипением поползли толстые, сизые кольца кишок. Не останавливая движения, развернулся направо и, сделав шаг, обрушил тяжесть широкого клинка на висок пробегавшего мимо деревенского бойца. Череп не выдержал чудовищного удара и лопнул, брызжа кровью и мозгом. У ног викинга на коленях стоял несчастный, в ужасе, судорожными движениями пытаясь запихать нутро обратно в утробу. Свей толкнул его ногой, чтобы не мешал, перепрыгнул через бьющееся в агонии тело. За ним устремились, прикрывая варяга широким клином, остальные трое ватажников. Четвёртый, разрубленный ударом топора, валялся в пыли.

Глаза викинга смотрели холодно, не моргая, замечая в сумятице боя любое движение. Вот он с лёгкостью увернулся от брошенного копья, скользнул вбок от удара мечом, отбил топор. Секира в его руках гуляла, разрубая тела, отсекая руки, кроша черепа. Прикрывавшие Ингрельда бойцы не давали врагу зайти за его спину, в свою очередь врубая тяжёлые мечи в мягкие тела. И враг не выдержал. Побежал. Жалкие остатки откатились обратно за сараи и избы. Свыше двадцати человек потеряли селяне на этом фланге, убив всего-навсего одного ватажника.

Со стороны Пятки ватажники применили другую тактику. Объяв отряд селян широким полукругом, они сумели сбить их в плотную кучу. Там, в этой куче, селяне мешали друг другу вести бой. Пятка сумел протиснуться внутрь толпы, и теперь вертелся там скользким ужом. Гладиус наносил широкие резаные раны, прокалывал врагов насквозь. Вскоре вокруг Пятки образовалось пустое пространство.

С этого фланга живым не ушёл ни один человек. Все полегли под ударами ватажников. Сами ватажники казались себе волками, режущими беспомощных овец. Да ведь так оно и было. Не числом воюют, а умением. Так камень побивает гору глиняных корчаг в мелкие черепки. Отважные были мужи селяне, да без должного умения.

Больше деревенские не рискнули связываться. Такой страшной резни не помнили даже дряхлые деды. Беспечность и сытое житьё в течение многих лет оказали им дурную услугу.

Ватажники выгнали навьюченных товаром коней на пристань, скатили на воду плоты. Загрузились. Последним покинул деревню Ингрельд.

III

Плыли весь оставшийся световой день. Ночью плыть не рискнули – не зная реки, побоялись напороться на мель.

Пока солнце окончательно не село, пристали к пологому правому берегу, заросшему диким, труднопроходимым лесом. В одном месте, где лес отступал от воды на несколько десятков шагов, причалили. Осторожно вывели коней с плотов, выкупали и напоили их, потом стреножили, дабы не смогли уйти, и пустили пастись на поляну. Отгородив нарубленными жердями загон, загнали туда овец и баранов.

Вокруг котлов разложили несколько огромных костров, очистили от перьев птицу, выпотрошили её, побросали в кипящую воду. Гусиные перья отложили в сторону – пригодятся для оперения стрел.

Ватажники не ели – они жрали! Чавкали, рыгали, сопели, грызя с утробным звуком мослы, обгладывая дочиста кости; обливаясь и обжигаясь, хлебали горячий, жирный бульон. Набивали животы так, что приходилось развязывать пояса. Взахлёб пили крепкое пиво, мед и сладкую, хмельную брагу. Они ведь толком не ели с того момента, как покинули Городище. Привыкшие, в далёких и тяжёлых переходах, голодать неделями, ватажники никогда не упускали случая набить пузо – а то когда теперь придётся!

В эту ночь упившихся и обожравшихся ватажников охранял сам Щука. Даже Кудыма и Ингрельд еле-еле шевелили языками и частями тела. Гондыр, как и Щука, хмельного пить не стал. Он помнил свой обет на Мань-Пупу-Нер: охранять Кудыму. Несколько раз между пьяными возникали драки. К счастью, до применения оружия дело не дошло. Ограничилось обычным мордобоем – а не то к пятерым, которых ватага потеряла при захвате каравана в деревне, добавилось бы ещё несколько человек.