И свет во тьме светит

Николай Иванович. Да, не убий меня, не украдь у меня моего краденого. Мы все обокрали народ, украли у него землю, а потом закон установили – закон, чтобы не красть. И церковь все благословляет это.

Герасим. Прелесть, гордость ума говорит в вас. Покорить надо свой гордый ум.

Николай Иванович. Да нет, я вас спрашиваю, как по христианскому закону надо поступить мне, когда я познал свой грех ограбления народа и порабощения его землею? Как поступить: продолжать владеть землей, пользуясь трудами голодных, отдавая их вот на это? (Указывает на лакея, вносящего завтрак и вино.) Или отдать землю тем, у кого ограбили ее мои предки?

Герасим. Должны поступать так, как надлежит сыну церкви. У вас семья, дети, должны соблюдать и воспитать их прилично их сану.

Николай Иванович. Почему?

Герасим. Потому что вас бог поставил в такое положение. И если хотите благотворить, то благотворите, отдавая часть имущества, посещайте бедных.

Николай Иванович. Ну, а как же сказано богатому юноше, что нельзя войти богатому в царство небесное?

Герасим. Сказано, если хочешь быть совершен.

Николай Иванович. Да я и хочу быть совершен. В Евангелии сказано: будьте совершенны, как отец ваш небесный.

Герасим. Тоже надо понимать, что к чему сказано.

Николай Иванович. Я и стараюсь понимать, и все то, что сказано в нагорной проповеди, просто и понятно.

Герасим. Гордость ума.

Николай Иванович. Да какая же гордость, когда сказано, что то, что скрыто от мудрых, открыто младенцам.

Герасим. Открыто смиренным, а не гордым.

Николай Иванович. Да кто же гордый: я ли, который считаю, что я такой же человек, как все, и который поэтому должен жить, как все, своими трудами, в такой же нужде, как и его братья, – или те, которые считают себя особенными людьми, священными, знающими всю истину и не могущими заблуждаться и по-своему толкующими слова Христа?

Герасим(обидевшись). Простите, Николай Иванович, я не считаться с вами приехал, кто прав, и не поучения слушать, а по просьбе Александры Ивановны заехал побеседовать. Вы все лучше моего знаете, и потому я лучше прекращу беседу. Только в последний раз именем бога прошу вас: одумайтесь, вы жестоко заблуждаетесь и губите себя. (Встает.)

Марья Ивановна. Не угодно ли закусить?

Герасим. Благодарю вас. (Уходит с Александрой Ивановной.)

Явление тринадцатое

Марья Ивановна, княгиня, Николай Иванович, священник и Борис.

Марья Ивановна(к священнику). Ну, что ж после этого?

Священник. Что ж, на мое мнение, Николай Иванович говорили правильно, и отец Герасим никаких доводов не привел.

Княгиня. Ему говорить не дали, и главное, ему не понравилось, что сделали какой-то турнир. Все слушают. Он из скромности своей удалился.

Борис. Нисколько не скромность, а все, что он говорил, так ложно. Так очевидно, что ему нечего сказать.

Княгиня. Да я уже вижу, что ты, по своей всегдашней вертлявости, уже теперь во всем начинаешь соглашаться с Николаем Ивановичем. Если ты так думаешь, то тебе не надо жениться.

Борис. Я только говорю: что правда, то правда, и не могу не говорить.

Княгиня. Тебе-то уж никак нельзя говорить этого.

Борис. Отчего?

Княгиня. Оттого, что ты беден и тебе нечего отдавать. Впрочем, все это не наше дело. (Уходит, за ней и все остальные, кроме Николая Ивановича и Марьи Ивановны.)

Явление четырнадцатое

Николай Иванович и Марья Ивановна.

Николай Иванович(сидит задумавшись, потом улыбается своим мыслям). Маша! Для чего это? Для чего ты пригласила это-то жалкого, заблудшего человека? Для чего эта шумная женщина и этот священник участвуют в нашей самой интимной жизни? Разве мы не можем сами разобрать наши дела?

Марья Ивановна. Да что же мне делать, когда ты хочешь оставить детей без ничего. Не могу я этого спокойно перенести. Ведь ты знаешь, что я не корыстна и что мне ничего не нужно.

Николай Иванович. Знаю, знаю и верю. Но горе в том, что ты не веришь ни истине, – ведь я знаю, ты видишь ее, но не решаешься поверить в нее, – ни истине не веришь, ни мне. А веришь всей толпе, княгине и другим.

Марья Ивановна. Верю тебе, всегда верила, но когда ты хочешь пустить детей по миру...