И только море запомнит

Он еще несколько раз поднимается с кровати в зависимости от положения корабля, мечется из стороны в сторону, пока в конечном счете не садится в кресло. За окном уже не слышны раскаты грома, тише свистит ветер. И по цветному стеклу витража барабанят капли дождя. Ему даже удается задремать. За все время он так и не научился спать в шторм – ни за годы службы, ни в рейсах, совершенных в качестве офицера и торговца. Даже самая адская усталость не могла навалиться на него и заставить уснуть при сумасшедшей качке. Сейчас же, утомленный, он спит, но выпрямляется в кресле, едва только скрипит дверь каюты.

– Моргана?.. Мисс О’Райли, – Кеннет одергивает камзол и встает из кресла. Туфли опять шлепают по воде, и Бентлей брезгливо морщится.

Капитан на пороге выглядит хуже мокрой мыши. С нее ручьями течет вода, а волосы, камзол и бриджи потемнели от влаги.

– Вы в порядке?

– Лучше не бывает.

Моргана делает несколько шагов, подходит к низкому комоду, прибитому к полу, и из одного из ящичков достает бутылку рома – мутную, запыленную, но все же бутылку. Она ставит ее на стол, а сама, прежде чем сесть, снимает с плеч мокрую одежду и бросает на пол.

– Славная погодка выдалась, не так ли?

Серьезно и немного строго Кеннет наблюдает за ней, пытаясь понять, шутит ли девушка. Но та даже не думает смеяться. Она наполняет для себя бокал и, подумав с секунду, толкает бутылку и Кеннету. Лорд не собирается опускаться так низко и пить подобное пойло. Однако такой своеобразный жест вежливости заставляет тепло разливаться в груди. Он бы, однако, не отказался от «адвоката»[38].

– Прескверная. Но вы смогли вывести нас из шторма.

Коротко хмыкнув, капитан передергивает плечом и опрокидывает в себя ром. Кеннет замечает красный след, проходящий через ее грудь. Только немногие капитаны, которых он знал, привязывали себя к штурвалу веревкой. Не столько боялись не устоять, сколько хотели пойти на дно вместе с кораблем и чтобы ни у кого не возникло желания их спасти. Бравое дело, но Кеннет надеется, что Моргана не ярый приверженец верности только одному кораблю.

О’Райли со стуком ставит стакан на стол, садится в кресло, и теперь Кеннет может видеть, как всю ее трясет: не только руки, но и нога стучит по доскам, в целом фигура содрогается то и дело. Прокашлявшись, Бентлей произносит:

– Я переживал за вас.

Сняв с плеч свой сухой камзол, он накидывает его на Моргану. И, может, так поступил бы не каждый лорд, но Кеннету совершенно не жаль самых дорогих своих одежд, чтобы согреть капитана.

Глава 22. Все остальное несущественно

Их путь пролегает через безлюдные воды Атлантического океана, где торговые маршруты не прокладываются – зачем, если движение вдоль береговой линии всегда безопаснее, чем пересечение буйных вод наперерез. Ранним утром, когда корабли проходят через гряду неудачно расположенных скал, дозорный линейного корабля громким криком, попутно неистово трезвоня в колокол, извещает об опасности.

Тревога не застает Кеннета врасплох, так как молодой лорд уже несколько часов сидит за совершенно скучной книгой в попытке хоть как-то скоротать время. Лейтенант Рэймонд Барнетт заглядывает к Бентлею, с порога объявляет неприятнейшее известие:

– Испанцы, лорд Кеннет. Прямо по курсу. Три корабля, бриги. Не можем точно сказать, конвоируют ли они какой-то галеон. На данный момент все, что известно.

Это было лишь вопросом времени, когда они наткнутся хоть на кого-нибудь из них. Но так далеко… Путь «Приговаривающего» пролегал за все время и через Сан-Доминго, и через Порто-Белло, прошел корабль и по пути Дженкинса – капитана, над которым вся палата общин английского парламента охала, рассматривая его отрезанное ухо[39]. И только сейчас, когда, по подсчетам капитана О’Райли, до цели остается сделать последнюю остановку в маленьком убогом порту для пополнения пресной воды, у них на пути появляются они – мундиры цвета охры. Кеннет, как и любой уважающий себя английский лорд, разбирающийся в политике не чисто номинально и не для поддержания светской беседы за обеденным столом, терпеть не может испанцев. Пожалуй, даже немного больше, чем пиратов. Хотя в вопросах презрения что к одним, что к другим для него нет особой разницы. Пиратов – уничтожить, испанцев – оттеснить обратно, дабы неповадно было соваться на чужие территории. Колониальная война все еще продолжается, и Бентлей не изменяет своим радикальным взглядам, сформировавшимся довольно давно под давлением действительности и осознания своего истинного английского патриотизма.