И целой вселенной мало!

Мы и шагу ступить не успели, а свет вновь мигнул, вернувшись в виде измененного ландшафта. Мы стояли посреди поля, покрытого золотистой культурой. Казалось от края до края простиралось золотое море, волнующееся от малого ветерка. И запах стоял одуряющий. Я готова поклясться, что чувствовала лучи звезды на своей коже.

Но картинка продержалась не долго.

— Это мои, — произнесла Мэла. — Поля шенин, зерновой культуры на моей родной планете.

— Если мы будем останавливаться каждый раз, как оказываемся в чем-либо воспоминании, время, отведенное на экспедицию, закончится раньше, чем мы что-нибудь найдем. По этому, Мэла, запоминаешь расположение опасных зон. Продолжаем обход! — командует ведущий.

Надо сказать, несмотря на относительную легкость нашего передвижения, опасные зоны имелись. Например древние системы безопасности. Или провалы в полу.

— О чем ты думала в момент появления проекции? — тихо спросил девушку Лай.

— О том, что последний стандартный час меня начинает клонить в сон, — ответила она.

— Странно. Меня тоже, — удивился бортовой медик.

— А я есть хочу, — призналась я.

— Кто бы сомневался, — фыркнула шерга. — Ты довольно долго продержалась.

В ответ я лишь тяжко вздохнула. Урчание моего желудка, никто кроме меня услышать не мог, поскольку мы находились в безвоздушном пространстве, и звуков тут в принципе не имеется. Общаться позволял мощный переговорник, вмонтированный в костюм. Но и он бессилен на расстоянии превышающем два стандартных метра.

Вскоре мы попали в помещение, больше напоминающее исследовательский центр. Или лабораторию. Что хуже всего, лабораторию древних. А это значит весьма специфический антураж. Например препараты выставленные в прозрачных витринах. Эти самые препараты представляли собой результат генетических экспериментов над живыми организмами. В основном земными.

— Ребят, — вздохнула Мэла. — Не думала, что скажу это, но… фуу.

— Рим, давай захватим парочку, — я прямо воочию увидела, жалобный взгляд Лая.

— Мы не за этим пришли, — отрезал ведущий.

— Да сколько ж можно! — простонала шерга, хватаясь за голову.

И вновь антураж изменился, явив нашему усталому взору светлые покои, с огромной кроватью посредине. Белые стены, белый пол, белые простыни, и два белых тела сплетенных на кровати.

— Двигаем дальше, — приказал ведущий, стараясь не смотреть на совокупляющиеся тела.

— Нельзя, Рим, — остановила я его. — Это лаборатория, здесь обычно устанавливали охранные системы, скрытые от глаз. Много времени прошло, может они уже и не действенны, но рабочие реактивы могли уцелеть. Ты хоть представляешь, с чем здесь работали?

Ксерк лишь хвостом о пол ударил.

Я могла его понять, кому бы хотелось наблюдать за отцом и собственной женой, так бурно продевающимися любви. Сам наблюдатель стоял в проходе, с абсолютно безразличным выражением лица. И лишь хвост обвился вокруг ноги.

Но эта картинка сменилась другой. Теперь мы оказались в женской душевой академии наемничьего Союза. И вся команда имела удовольствие увидеть обнаженную меня. Само собой, я принимала душ после очередной тренировки, в то время как змей, закрепился под потолком, скрываясь при помощи маскировочного костюма.

— Там же система распознавания личности, и пропускает она только женские особи, — смутилась я.

— Купил у преподавателей ключ, — дернул хвостом ведущий.

— А с нами почему не поделился, — тут же спросил Змей.

— Я тогда почти разорился, на вас кредитов не хватило бы, — пояснил ксерк.

— Не хорошо, — цыкнул осуждающе Ганзо.

— Что именно? — не отрывая взгляда от зрелища, поинтересовался Рим.

— Зря потратился, — лаконично ответил хорог. — Нам бы вооружение обновить, а ты на баб.

Я даже растерялась от подобного ответа. И не стыдно больше, но и приятного ничего не сказал. Ганзо есть Ганзо.

Но слава макросу, видение исчезло.

— Рим, — улыбнулась я многообещающей улыбкой. — Я прибью тебя, грязный извращенец.

— Как будто ты не знала, — отмахнулся он.

— Я думала ты там просто записывающее устройство установил, — рявкнула я.

— И именно по этому, ты поставила туда заглушку, от которой записывающие устройства парней заглохли? — хмыкнул он.

От злости и бессилия я топнула ногой.

— Нам туда, — кивнул змей. — Там не просто вспышки, там настоящая пульсация, — сообщил он. И зевнул.

— Ребят, спать кто-нибудь хочет? — вдруг спросил Лай.

Народ дружно ответил:

— Я!

— А я есть хочу! — вопреки толпе заявила я.

— Это не нормально, — констатировал Лай.

— Не нормально то, что мы вообще здесь находимся, — еще раз зевнул Змей.

— Что за кхар?! — воскликнул Рим, оказавшись в новом помещении.

— Кто-нибудь, пристрелите меня, — простонала шерга. — Я больше не вынесу этой световой пытки. У меня сейчас голова лопнет, и желудок наружу выползет.

А чуть впереди, посреди огромного, практически пустого помещения, стояли три огромных капсулы. Что бы узнать в каком они были состоянии, нужно было подойти ближе.

Но стоило сделать хоть шаг, все вокруг погрузилось во тьму. Ни привычных вспышек и смен декораций, ни мигания прожекторов, ни-че-го. Лишь темнота, и гнетущее чувство беспокойства.