И ты, Брут...

Парень уже пришел в себя, его лицо приобрело обычный цвет, движения стали уверенными, в глазах появилось злобное выражение. Красавчик заколебался, очевидно, раздумывая над тем, как отреагируют его приятели, когда узнают, что он не только провалил порученное ему дело, а еще позволил взять себя в плен и приковать к трубе. Ничего переживет. Я прищурил один глаз, поднял пистолет повыше и, нацелив его в лоб красавчика, стал плавно выжимать спусковой крючок. Голубые зрачки парня заметались. Он взял из моей руки наручники и с видимой неохотой защелкнул один браслет на левом запястье, другой на изогнутой полированной трубе полотенцесушилки. Колоссальное напряжение, какое я испытывал все время, пока держал парня на мушке, спало, я опустил пистолет, поставил его на предохранитель и сказал:

— Если будешь тихо сидеть, узнаешь много интересного, например, кто убил Бугрова и взял из сейфа деньги. Ты прохлопал мое появление, парень. За это твои приятели тебя по головке не погладят. Но когда ты сообщишь им имя убийцы и вора, я думаю, они тебя простят. Так что не поднимай шума и запоминай все что будет здесь происходить. Это в твоих же интересах.

Я прикрыл дверь в ванную, вошел в зал, плотно задернул занавески и лишь потом включил торшер. Не нужно, чтобы с улицы был виден в моих окнах свет. Большие настенные часы показывали двадцать минут двенадцатого. У меня оставалось в запасе сорок минут. Положив на журнальный столик пистолет, я сел на диван, снял с телефона трубку и набрал номер Колесникова. К аппарату долго никто не подходил. Завуч и его жена люди преклонного возраста и по обыкновению пожилых людей, скорее всего, в это время уже спали, однако я продолжал настойчиво трезвонить. Наконец раздался щелчок и сонный женский голос ответил:

— Алло!

— Извините, Александра Степановна, — пробормотал я. Игорь Гладышев вас беспокоит. Я с вашим мужем в спортшколе работаю. Вы должны меня помнить. Я был у вас дома пару раз…

— Я вас помню, Игорь, — слегка обеспокоено произнесла супруга завуча. — Что случилось?..

Я уклонился от прямого ответа:

— Мне Иван Сергеевич нужен… Срочно.

Колесникова любопытствовать дальше, зачем в столь поздний час мне потребовался ее благоверный, не стала.

— Хорошо, сейчас позову, — пообещала она тоном тактичного человека и отправилась за мужем.

Пять долгих минут трубка молчала, затем отозвалась голосом Колесникова:

— Да я слушаю! — Старика, по-видимому, все же разбудили. Говорил он недовольно и сухо.

Я кашлянул:

— Это Гладышев, Иван Сергеевич…

— Я понял, — буркнул завуч. — Жена сказала. И чего же ты звонишь, Игорь? — В голосе Колесникова послышалось легкое издевательство. — Уж не затем ли, чтобы в очередной раз сообщить мне приятную новость, будто ты с завтрашнего дня выходишь на работу?

— Извините, Иван Сергеевич, так вышло, — произнес я абсолютно серьезно. — И в понедельник не попал я на работу… — Я сделал паузу. — У меня возникли большие неприятности.

Трагический тон, каким я произнес последнюю фразу, заставил завуча забыть о возникшей между нами в последнее время вражде.

— Что у тебя там стряслось, Игорь? — спросил он, смягчаясь.

— Беда! — я взял с журнального столика пистолет, повертел его в руках. — Не могли бы вы сейчас подъехать к моему дому, Иван Сергеевич? Очень нужно. Дорогу на такси сюда и обратно я вам оплачу.

Я не сказал ничего курьезного, однако Колесников издал короткий смешок.

— Ты шутишь, парень? — спросил он со старческой одышкой. — Ты на часы-то смотрел?

— Смотрел, — признался я подавленно. — Половина двенадцатого. Но от того, приедете вы или нет, зависит моя жизнь…

Я выжидающе замолчал. В трубке некоторое время раздавалось сопение, кряхтение, легкое покашливание, потом завуч, явно колеблясь, проговорил:

— Это так серьезно?

— Серьезней не бывает.

Целую минуту Колесников молчал, наконец, ворчливо пожаловался:

— Совести у тебя нет, Гладышев! Заставляешь среди ночи старика тащится в такую даль. Ладно, говори адрес!

Иного решения я от старика и не ожидал.

— Вы хороший мужик, Иван Сергеевич! — воскликнул я с душевной теплотой. — Приезжайте на конечную остановку пятнадцатого автобуса. Музыкальное училище знаете?.. Я буду вас там ждать. И еще… — заторопился я, опасаясь как бы Колесников раньше времени не дал отбой. — Прихватите с собой лист белой плотной бумаги размером с конверт.

Очевидно, Колесников окончательно проснулся, потому что пустячная просьба привезти лист бумаги удивила его больше, чем просьба приехать ко мне среди ночи.

— А это еще зачем?

— При встрече все объясню, — пообещал я и положил трубку.