И у палачей есть душа

Поездки между Вьенной и Парижем были очень частыми. В зависимости от времени года их частота менялась, но в целом проходило не больше пятнадцати дней между двумя поездками. Я часто ездила поездом. Люди, привыкшие к скоростным поездам, улыбнутся, услышав, что в то время нужно было шесть-семь часов, чтобы добраться из Пуатье или Шателлеро до Парижа. Два последних вагона не были оборудованы креслами. В них можно было заходить с велосипедами, что многие и делали, включая меня, поскольку мне нужен был велосипед для преодоления двадцати километров, разделяющих Бон и Пуатье, а главное — для передвижения по Парижу.

В других случаях я пользовалась грузовиком семьи Вержи, постоянно бороздившим Францию для поставки в магазины бутылей с напитком «Сюз». Благодаря ему я могла, с одной стороны, снабжать хорошими деревенскими продуктами часть нашей семьи, оставшуюся в Париже, а с другой — перевозить в двух направлениях посылки и бумаги, нужные Сопротивлению.

Это было небезопасно, т. к. в дороге бывали частые проверки, а немцы всегда были очень подозрительны. К счастью, они были большими любителями «Сюз». При каждом контроле мы угощали их, и они уходили.

Каждый раз один ящик немцы забирали. Мы об этом знали. Мы сразу же выставляли на видное место несколько ящиков, отмеченных при погрузке красной меткой, поменьше прочих. В них было по шесть бутылок вместо обычных восьми. Прекрасно зная, что не имеют права их брать — они были бы сурово наказаны начальством, если бы это стало известно, — немцы не задерживались и, взяв ящик, отпускали грузовик, не обыскав его. Так это и продолжалось всю войну! Тем не менее… При каждой проверке нам было не по себе…

В Париже, как и в Боне, моя главная забота была перевести людей в свободную зону. В некоторых случаях задача состояла просто в том, чтобы получить Ausweiss вполне законным образом. Тут мой немецкий был чрезвычайно полезен, так как помогал легко убедить немцев.

Чаще всего я ходила на авеню Марсо, в административное бюро, размещавшееся в роскошных реквизированных апартаментах. Я приводила сотни аргументов, прося за молодых ребят, чтобы им дали возможность найти свою семью, поехать сдать выпускной или любой другой экзамен. «Может быть, у вас тоже есть внуки? Как бы вы отнеслись к тому, что они теряют школьный год просто потому, что не могут поехать сдать экзамен?»

Я умела быть убедительной, мне удавалось уговорить их каждый раз. Чем дальше, тем сильней я боялась, что не смогу убежать в случае надобности.

А между тем эти действия были очень простыми. Другие контакты были более рискованными, так как касались запрещенного. Я служила почтовым ящиком для передачи фальшивых паспортов.

Я также должна была помогать людям, собирающимся пересечь демаркационную линию. Хотя большое количество людей стучало прямо в мою дверь в Вье Ложи, но многие другие пытались установить связь со мной в Париже, где мое имя циркулировало в некоторых кругах в Сопротивлении, тогда еще не носившем это имя.

Сперва, чтобы добыть им билет на поезд, надо было придумать причину поездки. Это занимало часа два. Я объясняла, что должна ехать с родным или двоюродным братом.

Дальше надо было отстоять двухчасовую очередь, чтобы получить сам билет. Но, попав в поезд, рано было думать, что дело закончено, ведь в поездах ходят контролеры. Французского контролера всегда сопровождали два немца, которые, на самом деле, брали все в свои руки. Однажды я применила стратегию, оказавшуюся весьма удачной. У меня был с собою огромный шарф, красный с коричневым. Им я обмотала голову юного англичанина, стремившегося перейти в свободную зону. Я приказала ему, как только контролеры подойдут к нашему купе, начать громко чихать. Потом сказала громким голосом: «Ну, старик, от этого насморка тебе никогда не избавиться!» И добавила самым раздраженным тоном: «Нет, это черт знает что, три дня он уже кашляет, не переставая». А немцы больше всего на свете боятся микробов. Все грязное, нездоровое, больное вызывает у них сильнейшее отвращение, настолько, что в подобных случаях они бросали мгновенный взгляд на мой швейцарский паспорт; я протягивала его настойчиво, чтобы у немцев не успела возникнуть мысль спросить моего соседа первым, и немцы спешили поскорей перейти в соседнее купе.

Из долгого путешествия в поезде я извлекала пользу, стараясь в беседе проверить моих подопечных, получше познакомиться с ними, чтобы увериться, что я не попала в ловушку. Мне было важно знать, проявляется ли у них страх через телесную слабость. Когда я ехала с такими спутниками, я выходила чаще в Шателлеро, чем в Пуатье, так как это маленький город и поэтому в нем и слежки поменьше.

В ноябре 1942 года отменили демаркационную зону. В некотором смысле Франция объединилась, но не в том направлении, какого мы желали. До сих пор позор разделения был также приглашением стоять до последнего. Нет, не вся наша земля стала немецкой собственностью.