Она снова преисполнилась осторожности.
— Меня зовут Леонид, — представился господин. — Виолетта дома?
— Нет, — коротко ответила тетя Катя, продолжая безуспешные попытки понять происходящее и угадать намерения визитера.
— Жалко, — искренне огорчился господин. — Она мне очень нужна.
— К ней подружка приехала, — сказала тетя Катя.
— Значит, ждать ее бессмысленно?
— Да кто ее знает… Они с Ленкой не больно любят друг дружку. Может, скоро объявится…
Леонид ничего не понял из тети Катиных объяснений, кроме одного — подождать стоит.
— Да вы пройдите, может, вам и повезет…
Тетя Катя посторонилась, пропуская гостя в квартиру.
— В комнату пройдите…
Он послушно прошел в комнату и замер на пороге.
— Здравствуйте, — пробормотал он, отчаянно смущаясь.
Девушка с серым котом никак на него не отреагировала, продолжая таинственно улыбаться и гладить своего любимца, уютно расположившегося на ее коленях.
У Леонида перехватило дыхание. У нее были тонкие черты лица и светлые волосы, собранные на затылке в пучок, что придавало ей сходство с какой-нибудь ундиной. Девушка сидела, освещенная солнечными лучами, и Леониду на минуту почудилось, что это не солнце — это нимб, солнечное свечение души.
Где-то в глубине еще не сдался разум, взывая к Лениному здравому смыслу. «Она же инвалид! Ты видишь? Она больна…» Но разум говорил все тише, почти уже шептал, а Леня не вслушивался в его доводы. Он стоял, пораженный этой беззащитной хрупкой красотой, и ему хотелось, чтобы она сказала ему что-нибудь. «Наверняка ее голос звучит как сотня колокольчиков».
В доме, где жила ундина, пахло нищетой и горем. От этого Ленино сердце еще сильнее сжалось, и он понял — для Виолетты и этой странной девушки он сделает все. Все. Лишь бы выгнать из их дома этот ужасный затхлый запах…
Ася почувствовала, что Митя смотрит на нее странно. Она даже немного испугалась, не потому, что никто на нее никогда так не смотрел. Нет, не поэтому…
Дело было совсем в другом. В Асином ответе на этот его взгляд: ей это понравилось. Обычно она в такие моменты пряталась в панцирь, как черепашка, и старалась отвернуться в сторону. Но не теперь…
Ася испытала такую боль, что на секунду даже задохнулась — от обиды, от этой самой боли, от невозможности изменить происходящее. «Как все это жестоко, — подумала она. — Как жестоко…»
Она всегда ждала чего-то подобного, думая об этом как о счастье. Она боялась дать своим чувствам название, потому что это означало бы признание свершившегося факта, и тогда Асе некуда было бы сбежать.
«Надо просто выкинуть этот бред из головы», — решила она.
— Хотите чаю? Или кофе? — спросила Аська, и ее голос впервые почему-то отказывался слушаться. Ей показалось, что он стал хриплым и неприятным. «И хорошо, — сердито подумала она, избегая Митиного взгляда. — Очень хорошо. Пусть думает, что у меня всегда такой голос».
На душе стало совсем гадко.
— Кофе, кофе, — детским голоском прощебетала, кокетничая, Алена и положила свою руку на Митину, точно заподозрила что-то неладное и в данный момент показывала всем своим видом, что Митя — ее собственность.
Отчего-то Асе тут же вспомнились строчки из давно прочитанного романа: «Оставь чужое — нечисто оно». Она даже рассмеялась, так все это смешно выглядело, и смех помог, придав происходящему ироническую окраску.
— Я тебе помогу, — вскочил Клаус, и Аська благодарно ему улыбнулась.
«Три у меня в этой жизни помощника, — подумала она. — Три палочки-выручалочки: Клаус, Ветка и мой смех». И тут же с горечью подумала: ну почему она не может влюбиться в Клауса? Чем он хуже этого Мити? Что ее вечно тянет неизвестно куда, как мотылька на огонек?
Она вышла на кухню, поставила чайник, перебарывая в себе непреодолимое желание тут же вернуться в комнату, чтобы снова встретиться с Митиным взглядом.
И еще она испытала новое, странное и неприятное, чувство, которому боялась дать определение: ей было ужасно неприятно, что Митя остался там, с Аленой, и они явно счастливы вдвоем.
Правда, там осталась еще и Виолетта…
Впервые Ася поймала себя на мысли, что понимает стойкую неприязнь Виолетты к Алене. Поймала — и тут же устыдилась. «А еще говорят, что любовь рождает в человеке хорошие качества», — подумала Ася. Она нечаянно все-таки дала определение тому, что рождалось сейчас в ее душе — пока еще смутное, но принимавшее все более четкие очертания.
Митины очертания…
Стоило им остаться втроем в комнате, как Виолетта почувствовала себя лишней. То есть ей сразу дали это понять. Алена умела это делать взглядом, сохраняя при этом безупречную вежливость.
— Чем занимаешься, Виолетточка? — нежно проворковала она, не выпуская Митину руку.
Виолетта смотрела на ее тонкую руку с длинными, украшенными голубоватым лаком ногтями, и на секунду Аленина рука обрела сходство с когтистой лапой ястреба. Митя же показался добычей. «Да, скорее всего так и есть, — подумала она, невольно усмехаясь. — И Алена никогда свою добычу не выпустит…»