И в море водятся крокодилы

Время от времени мигранты становятся секретным оружием.

Я не знал, что скоро начнется Олимпиада.

Я узнал об этом после того, как пошел с другими афганскими мальчиками на маленькую площадь, где, как мне говорили, можно найти работу, и меня подобрала машина и отвезла на олимпийский стадион. Там я понял, что, если захочу, смогу работать целых два месяца, каждый день, включая субботы и воскресенья. Кроме того, работа была организована очень хорошо. Обязанности распределялись в зависимости от возраста. Я, например, должен был всего лишь держать в руках саженцы для аллей, пока другие выкапывали ямы, чтобы посадить их. Вечером тебе платили наличными сорок пять евро. Великолепная зарплата, для меня по крайней мере.

Помню, однажды ночью в парк пришел мужчина, сел рядом с Джамалем и начал неторопливо гладить его. Какой-то грек с бородкой и в пестрой рубашке. Джамаль разбудил меня, толкнув легонько ногой (мы спали рядом, чтобы охранять друг друга по очереди).

— Слушай, Эна, здесь какой-то тип меня ласкает.

— В каком смысле? — Я сразу проснулся.

— Чтоб я знал! Ласкает меня, не знаю почему.

— Он тебе мешает?

— Нет, просто ласкает. Гладит по голове.

Тогда я вспомнил, что рассказывал мне парень в столовой при православной церкви. Мы вскочили и побежали к ребятам постарше. Мужчина с бородкой пошел за нами, но, увидев, что мы стоим в компании больших ребят и показываем на него пальцем, пожал плечами и ушел.

Когда началась Олимпиада, работа кончилась. Мы проводили все утро и день, слоняясь где придется, не зная, куда пойти и чем заняться. И тогда я снова заговорил о том, что надо ехать дальше.

В Лондон, говорили все. Нужно ехать в Лондон. Или в Норвегию, если получится. Или в Италию, почему бы и нет. А если ехать в Италию, нужно попасть в Рим, а в Риме найти Остиенсе — как оказалось, это вокзал. Там есть парк, а в нем — Пирамида, около нее собираются афганцы. Кроме того, в Италии жил один мой знакомый, парень из моего селения, из Навы. Его звали Пайам. Я не знал, в каком городе он обосновался, не знал даже номера его телефона или каких-то контактов, но он точно находился в Италии, а если так, то мы могли бы пересечься. Это было маловероятно, но всякое случается.

— Я уезжаю, — сказал я однажды Джамалю. Мы стояли вместе с еще двумя ребятами и ели мороженое. — У меня остались сбережения после работы на Олимпиаде. Я могу купить билет и доехать до Коринфа или до Патр, а там попытаюсь залезть в грузовик.

— У меня есть знакомый перевозчик, он мог бы тебе помочь, — сообщил один парень.

— Правда?

— Верняк, — заявил он. — Но сначала тебе надо попробовать получить политическое убежище по причине здоровья.

— Какое еще политическое убежище по причине здоровья?

— Ты не знаешь, что ли? Есть такое место, больница, где тебя лечат, если ты болен, берут у тебя анализы, если ты думаешь, что болен. И если они найдут что-то, что не функционирует в твоем организме, они дадут тебе вид на жительство из-за болезни.

— Правда, есть такое место? Почему ты раньше не сказал?

— Ну, потому что они должны сделать тебе прививки. Не все согласятся сдавать анализы и делать прививки. Но, если ты все равно решил уехать, какая вообще разница, а?

— Ты знаешь кого-нибудь, кто получил вид на жительство таким образом? Знаешь лично?

— Я-то? Да, одного бенгальца. Ему повезло. Может, и тебе повезет.

— Отлично, давай.

— Давай что?

— Давай говори, где это. Я пойду туда.

Старый особняк с цветными окнами совершенно не походил ни на одну больницу из тех, что мне доводилось видеть. Мне следовало позвонить по домофону на третий этаж. Джамаль и остальные будут ждать меня внизу, это займет пару часов. Я позвонил. Мне открыли, ничего не спросив. Поднялся по лестнице.

Вход, пожалуй, и вправду напоминал вход в приемный покой больницы. Там не оказалось никакого окошка, ни медсестры за столиком, чтобы задать вопросы. Зато сидели в креслах четверо или пятеро мужчин, двое читали журналы, остальные смотрели по сторонам. Я тоже присел в ожидании своей очереди.

И вдруг.

Вдруг словно от порыва ветра открылась одна из дверей (всего там было четыре белые двери) и из нее выскользнула женщина. Голая. Абсолютно. Я вытаращил глаза, потом опустил их, я хотел их вынуть и положить в карман, а еще потушить пылавшие щеки, но ее появление настолько застало меня врасплох, что любое действие, любой взгляд и любой вздох показались бы крайне неуместными. Я буквально окаменел. Обнаженная девушка прошла передо мной, совсем рядом, думаю, она украдкой взглянула на меня с улыбкой. Затем она вошла в другую дверь и исчезла. Один из мужчин встал и последовал за ней. Но сразу же появилась еще одна. Голая. И эта тоже. Неожиданно их там оказался целый десяток сразу, они входили и выходили. Пока наконец…

— Пока что, Энайат?