И в пепел обращен

Эльфийка неторопливо, задумчиво кивнула.

– Всего этого я тебе дать не могу. Но если ты поможешь нашей нужде… как ни претит мне выпрашивать жертвы столь откровенно, положение отчаянное. А вот имея в запасе хлеб, я смогу призвать на помощь подданных.

Вспомнив пренебрежительные взгляды ее придворных, Джек криво усмехнулся в ответ.

– Что ж, леди, если ваши сиделки окажутся не слишком горды и обидчивы, я согласен.

Халцедоновый Чертог, Лондон, 9 декабря 1665 г.

Дабы отворить перед королевой окованные бронзою двери, кавалерственной даме Сигрене пришлось пройти вперед, а значит, невольной дрожи, волной пробежавшей по плечам Луны, стражница не заметила. Подданные – те никаких сотрясений во дворце вовсе не замечали, если только не забредали сюда (а без прямого приказа здесь появлялись немногие), однако Луна чувствовала их, где бы ни находилась.

Невзирая на то, что осталась одна.

Могильщик предал Энтони погребению на его приходском кладбище. Во исполнение чумных указов – поздней ночью, без единого скорбящего, однако Луна в сопровождении Джона Эллина наблюдала за похоронами из темноты, укрытая чарами и защищенная ломтиком хлеба из тех запасов, что доктор поставлял ко двору. Кладбищенская земля была усеяна костьми и обломками гробов из старых могил, разоренных ради того, чтоб освободить место новым усопшим. Нет, Энтони Уэйр вовсе не заслужил столь бесславного конца… но и столь страшной смерти он тоже не заслуживал.

Его смерть оставила в жизни Луны зияющую брешь. Теперь ей – вот странность – ужасно не хватало их прежних споров, отчаянно не хватало того, кто одернет, осадит ее в случае надобности, пусть даже на глазах у придворных. Его непреклонность служила фундаментом, на который можно было опираться без опасений.

Вдобавок, уход Энтони оставил такую же брешь и в ее власти. Оставалось только надеяться, что никто не сможет догадаться, сколь уязвима, сколь беззащитна сейчас королева, правящая сама по себе. По крайней мере, добиваться повиновения пока удавалось, сколь бы ее приказы ни возмущали подданных.

Двери со скрипом отворились, выпуская на волю рой человеческих стонов. Луна поспешно шагнула внутрь, вошедшая следом Сигрена захлопнула за нею створки, преградившие путь свежему воздуху, и вокруг явственно повеяло смертью.

Место сие было выбрано с великим тщанием. Углы и закоулки Халцедонового Чертога никакой логике не подчинялись: тут – просторные залы с высокими потолками, а тут – теснота узких коридоров и крохотных комнатушек. В эту часть можно было попасть только тремя путями, один из коих вел наверх, в Биллингсгейт, а пару других Луна велела перекрыть, отгородив от дворца покои, отданные доктору Эллину под чумные бараки.

На первый взгляд сия идея показалась ей просто нелепой. Впустить в Халцедоновый Чертог смертных? Хорошо, если это доверенные друзья или мимолетные увлечения, приведенные вниз ненадолго, а число их невелико. Но в этих комнатах расположилось на тюфяках более сотни страждущих, и все останутся здесь, пока не поправятся либо не умрут. Все это были бедняки, всеми брошенные, те, о ком не могли позаботиться близкие. Таких Эллин уводил вниз и запирал здесь, дабы хворь их не поражала здоровых. Комнаты загодя освободили от всей обстановки, кроме самой необходимой, двери заперли и приставили к ним караульных, чтоб пациенты не разбрелись по дворцу – вряд ли хоть одному удастся понять, где он находится. Ну, а если кому-нибудь покажется странной потусторонняя атмосфера дворца… что ж, горячечным бредом можно объяснить многое.

Много ли во всем этом проку? Луна нередко гадала, не заблуждается ли, переоценивая свою помощь, не заглушает ли чувства вины пустопорожними показными деяниями. Но Энтони завещал ей оберегать лондонский люд, и посему она делала, что могла. Эллин, разбиравшийся в сих материях куда лучше нее, говорил, будто определенная польза от этого есть.

Среди болящих расхаживали дивные, разносившие воду, лекарства и принесенную сверху пищу. По большей части сиделками были хобы, призванные к сей службе отзывчивым нравом, однако хватало и прочих. Несколько гоблинов вызвались помогать из извращенного любопытства, из интереса к страданиям и разложению плоти. Эллин терпеть их не мог, но пока они выполняют приказания, прочь никого не гнал.

Вдруг в тишине раздался отчаянный крик:

– Господи, помоги!.. Прошу, умоляю, избавь от этой боли…

Несколько дивных втянули головы в плечи, но исключительно в силу привычки. Все они были защищены, однако подобные мольбы в устах доведенных до крайности смертных не радовали никого. Камни Халцедонового Чертога содрогались, однако пока выдерживали.

Луна медленно перевела дух. Конечно, одинокими выкриками и молитвами, произнесенными в горячечном бреду, дворца не разрушить, но все же она каждый раз вздрагивала и замирала.

Тут впереди показался Эллин, несмотря на прохладу, утиравший с лица пот. Коснувшись локтя Сигрены, Луна указала ей на безобразного малыша-хоба, что проходил мимо, согнувшись под тяжестью котла с водой.

– Помоги ему. Я далеко не пойду.