И в пепел обращен

– Этот вид мне знаком, – сухо сказала Кэт. – Ты только что подумал о согласии, но тут же ужаснулся: да как тебе, дескать, в голову такое могло прийти! Что ж, если это тебя хоть малость успокоит, подумай: так куда меньше риска. Что, если я сама начну искать способы принести пользу? Что, если в один прекрасный день отправлюсь разъезжать по полям со всем воинством, какое сумею собрать, называя себя «Ее Величество Генералиссима», как королева?

Не сдержавшись, Энтони прыснул от смеха. Да, с нее и такое станется: во время этой войны множество дам из семейств ноблей и джентри[30] обороняли свои дома от осаждающих либо втайне возили письма во вражеский тыл. Суровый аскетизм нынешнего Лондона – ни театральных пьес, ни прочих легкомысленных воскресных забав – вгонял Кэт в невыносимую скуку.

Правду сказать, не только Кэт, но и его самого. А ведь у него имелась отдушина – Халцедоновый Чертог, грызший ноготь[31] по адресу пуританского благочестия!

– Думаю, твое молчание означает «да», – с оживлением, какого Энтони не слыхал в ее голосе уже много дней, подытожила Кэт. – Не бойся: ты сможешь прочесть то, что я напишу, и сказать, подходяще ли вышло. А теперь идем, заставим кухарку очнуться и поужинаем, как следует!

Халцедоновый Чертог, Лондон, 8 октября 1648 г.

Собравшиеся в комнате дивные – от эльфов до гоблинов, паков и хобов – оживленно шептались. Все они пришли убедиться своими глазами, верны ли последние слухи.

Из-за занавесей узорчатого бархата, окружавших кровать, доносилось прерывистое, судорожное дыхание. Повинуясь жесту Луны, один из духов отдернул полог.

Леди Карлина вздрогнула от неожиданности. Ее миловидное, чувственное лицо блестело от пота, пропитавшего простыни, бледные пальцы конвульсивно вцепились в их складки.

– Что произошло?

Придворная дама не без труда расправила плечи.

– Ваше величество… этот человек запел, и…

– Стоп. Начни сначала. – Встревоженная, Луна отдала сей приказ резче, чем следовало бы, и велела себе смягчить тон. – Для чего ты отправилась наверх?

– С… с визитом к одному человеку.

Не стоило бы и спрашивать. По разумению леди Карлины, смертные мужчины существовали на свете исключительно для постельных забав. Впрочем, как и мужчины любого иного племени.

– Кто он таков?

Карлина машинально отбросила в стороны мокрые пряди волос, павшие на лицо, словно вопрос о возлюбленном напомнил, насколько она растрепана и неприглядна, а между тем вокруг полно зрителей.

– Кавалер, – отвечала она. – Один из тех, кто взялся за оружие в защиту короля и дрался при Нейзби. Здесь он живет в тайне от всех, в подполе у друга, а я… скрашиваю его одиночество.

Лислик, стоявший за левым плечом Луны, едва уловимо хмыкнул – возможно, в насмешку над сим деликатным выбором слов, а может, и в раздражении. За все эти годы он получил должность главного смотрителя псарен, но до королевской постели допущен не был.

Луна сделала вид, будто ничего не слышит.

– Продолжай, да смотри, не упускай ни единой мелочи.

Отлипший от кожи уголок тафтяной мушки в форме звезды, наклеенной Карлиной на щеку, задрожал, заплясал в воздухе.

– Я поднялась наверх, – гулко сглотнув, заговорила она, – воспользовавшись колодцем на Треднидл-стрит. Разумеется, под покровом чар. Он живет на Финч-лейн, совсем рядом. Но, стоило мне свернуть за угол, какой-то человек – уж и не знаю, кто он… он затянул псалом…

По комнате волной прокатился ропот. Нахмурившись, Луна резко взмахнула рукой, и Амадея погнала всех к дверям. Не прошло и минуты, как в комнате не осталось никого, кроме Луны, Карлины, Лислика и самой леди обер-гофмейстерины.

Подняв кверху заплаканное лицо, Карлина устремила взгляд на королеву.

– Ваше величество… мои чары развеялись.

Об этом Луна уже слышала. Хватило же Карлине ума отправиться на свидание днем в воскресенье! Однако сие событие, породившее среди остальных множество слухов и опасений, Луна относила на счет иной, более прозаической причины.

– Вкушала ли ты бренный хлеб?

Карлина закивала.

– Задолго ли до этого?

– И получаса не прошло, государыня.

Что ж, вполне надежно. Одного ломтика хватит на целый день…

Взгляд Луны пал на затейливый ларчик, не вырезанный, но выращенный из переплетенных ветвей березы. Подняв крышку, она обнаружила внутри двухнедельный запас бренного хлеба, нарезанного на ломтики вполне подходящей величины. Любопытно, на что же, на какие услуги Карлина сумела выменять так много? После трех неурожаев кряду хлеба не хватало у всех: какой же смертный будет приносить жертвы дивным созданиям, когда едва способен прокормить семью?

Луна поднесла ломтик поближе к глазам. Грубо смолотая пшеница, нижняя корочка слегка подгорела…

– Этот хлеб ты и ела?

– Нет, государыня. У меня был другой, овсяный.

Овсяный хлеб. Скверная пища, но ничего удивительного: богатые лондонцы держатся пуританства ревностней неимущих и о дивных думают только одно – что все они есть бесы в ином обличье. Если так будет продолжаться и дальше, придется искать другие способы борьбы с сей хронической недостачей.