Совершенно другую картину застал я спустя месяц. На этот раз тов. Ленин окружен грудой книг и газет (ему разрешили читать и говорить о политике без ограничения). Нет больше следов усталости, переутомления. Нет признаков нервного рвения к работе – прошел голод. Спокойствие и уверенность вернулись к нему полностью. Наш старый Ленин хитро глядит на собеседника, прищурив глаз…»
Еще в первый свой приезд в Горки Сталин обнаружил свойственную ему предусмотрительность и осторожность. Не доезжая до дома, он вышел из машины и направился вокруг усадьбы. Шофер С. К. Гиль шел следом. Видимо, Сталина привлекли звуки баяна и громкое пение: на опушке парка веселилась большая группа парней и девушек. Шуму было много. Выяснилось, что гулянка собиралась почти каждый вечер, а в воскресенье начиналась с утра. Ленин, как говорили, запретил тревожить молодежь:
– Не мешайте им. Пусть гуляют, где хотят.
Но Сталин решил не так:
– Такие концерты совсем рядом с домом! Так Владимир Ильич никогда не отдохнет!
Результатом прогулки Сталина было появление в скором времени ограды вокруг усадьбы, обеспечивавшей спокойствие, столь необходимое больному Ленину…
В отсутствие Ленина в начале августа 1922 года состоялась XII Всероссийская партийная конференция. Рассказывая о своих впечатлениях от конференции, Микоян вспоминал спустя полвека: «Во время конференции у меня, да и у ряда других делегатов возникло недоумение, почему Сталин, в ту пору уже Генеральный секретарь ЦК партии, держался на этой конференции подчеркнуто в тени.
Кроме краткого внеочередного выступления о посещении Ленина в связи с нашим приветствием, он не делал на конференции ни одного доклада и не выступал ни по одному из обсуждавшихся вопросов.
Это не могло не броситься в глаза.
Зиновьев, например, выступал на конференции почему-то даже с двумя докладами – об антисоветских партиях и о предстоящем IV конгрессе Коминтерна, в то время как Сталин, бесспорно, мог бы подготовить и доложить вопрос, скажем, об антисоветских партиях ничуть не хуже Зиновьева, поскольку материалов и источников информации у него было не меньше, да и знал он этот вопрос не хуже его. Зиновьев вообще держался на конференции чрезмерно активно, изображая из себя в отсутствие Ленина как бы руководителя партии.
Наконец, если открыл конференцию вступительной речью Каменев, то было бы вполне естественно, чтобы с речью о закрытии конференции выступил Генеральный секретарь ЦК партии, а получилось так, что председательствовавший на последнем заседании Зиновьев почему-то предоставил слово для закрытия конференции Ярославскому.
«Ретивость» Зиновьева я отнес тогда за счет его особой «жадности» на всякие публичные выступления и его стремления непомерно выпячивать свою персону – этим он уже славился.
Но поведение Сталина, как я уже говорил, вызывало недоумение. Я никак не мог понять, почему Сталин так себя ведет. Что это – действительно только скромность? А может быть, тактика? И какая?
Во всяком случае, такое поведение Генерального секретаря, как я понимал, не мешало, а скорее содействовало сплочению сложившегося руководящего ядра партии. Оно повышало в глазах делегатов личный престиж Сталина».
Догадка Микояна верна. Но дело тут вовсе не в «тактике» (мемуарист, всю жизнь высоко ценивший Сталина, тут его невольно принижает). Просто-напросто Сталин был неизмеримо глубже и мудрее тех, кто легкомысленно считал себя его соперником – Зиновьев, Троцкий, Бухарин. Никогда он не суетился, не выставлял себя, знал: не только бессмысленно это, но и вредно. Он верил в здравомыслие людей, самых простых. Те спешат, забегая вперед с указующим флажком? Пусть, им же хуже. Народ (партия) разберется.
Вопрос о монополии внешней торговли, один из краеугольных в советской государственной политике, оживленно и остро дискутировался на протяжении нескольких месяцев. Имелись активные поборники отмены монополии: Бухарин, Сокольников, Пятаков. Пленум ЦК на заседании 6 октября, где Ленин из-за болезни не присутствовал, принял по докладу Сокольникова постановление о некотором ослаблении монополии внешней торговли. Ленин не был согласен с решением Пленума, считал его крупной ошибкой. 12 октября он беседовал со Сталиным по этому поводу, а на следующий день направил через него письмо членам ЦК. В нем решение от 6 октября было оценено как «срыв монополии внешней торговли»; Ленин требовал отложить решение вопроса на два месяца, до нового пленума ЦК.
Среди членов ЦК не было единства по этому вопросу; Бухарин в письме от 15 октября на имя Сталина настаивал на своей позиции; Зиновьев категорически возражал против пересмотра решения. Сталин же писал членам ЦК: «Письмо т. Ленина не разубедило меня в правильности решения Пленума ЦК от 6.Х о внешней торговле… Тем не менее, ввиду настоятельного предложения т. Ленина об отсрочке решения Пленума Цека исполнением, я голосую за отсрочку с тем, чтобы вопрос был вновь поставлен на обсуждение следующего пленума с участием т. Ленина». 16 октября опросом членов ЦК было решено поступить так, как требовал Ленин и настоял Сталин.