И восходит луна

Грайс заказала фирменный чизбургер, которым можно было наесться на весь день. Грайс обожала такую еду, переполненную трансгенными жирами, вкусовыми добавками и сахаром, хотя и позволяла ее себе только в особенных обстоятельствах. Ничего лучше человечество еще не придумало. Однако эта еда убивала.

Впрочем, в этом простом, прискорбном факте тоже была своя привлекательность.

Когда заказ принесли, Ноар не удовлетворился своим стейком и принялся таскать ее картошку фри. Грайс ждала. Ноару, обычно очень болтливому, нужно было много времени для того, чтобы сказать что-то личное. Грайс тянула через трубочку флоат "Доктор Пеппер" с ванильным мороженым и смотрела, как вращается вентилятор под потолком.

Наконец, опустошив первую порцию виски и шумно потребовав вторую, Ноар сказал:

— Люблю.

А потом Ноар хлопнул рукой по столу, будто Грайс горячо спорила с ним.

— Она не такая как другие! Она никогда не лицемерит и не лжет. Она не обещает того, что не может выполнить. Она честная с собой и со всеми вокруг.

— Ты ведь потерял все из-за нее.

Грайс принялась разделять бургер на слои, а затем разрезать на маленькие кусочки и раскладывать по разным сторонам тарелки. Идеальный порядок помогает справиться с миром, так Грайс говорила своему психотерапевту.

Ноар посмотрел на Грайс, потом ухмыльнулся — вышло жутковато, как если бы в нем вытянуло голову нечто звериное, далекое от человека настолько, насколько возможно. На пару секунд Грайс перестала узнавать в Ноаре своего брата.

— Она ничего не делала, она меня только выбрала. Все остальное делал кто угодно, начиная от моей семьи, даже тебя, сестричка и заканчивая квартиродателями, которых я менял, как перчатки, прежде, чем оказался на улице.

Грайс вспомнила, как пихала Ноару деньги, будто он был заразен, прокажен, как не хотела иметь с ним ничего общего, как волновалась перед встречами с ним. Ей стало стыдно.

Ноар улыбнулся уголком губ.

— Дело не в богах, дурочка. Это всегда люди. Олайви лучше людей. Я пришел к ней не потому, что устал жрать в благотворительных столовках и спать в метро. Я пришел к ней не когда у меня устали ноги. Я пришел к ней, когда я понял, что уже никогда не смогу полюбить человека.

— Но она ведь сделала это специально.

— Конечно. Она просто показала мне, кто меня окружал. Знаешь, что она любит говорить? Люди — чума абсолютно всех веков.

— А Олайви тебя любит?

— Она говорит, что полюбила меня с первого взгляда. Я не знаю. В смысле, мне плевать, что она под этим подразумевает. Думаю, мы по-разному знаем любовь.

Ноар помолчал, покрутил в руках стакан с виски, в котором набухал от света лампы над ними лед.

— Хорошо, — сказала Грайс. — Спасибо тебе за ответ.

— Зачем он тебе вообще?

— Я пытаюсь понять кое-что, — сказала Грайс. Она не была намерена продолжать, но Ноар не отставал.

— И что именно? Давай, Грайси, справедливо будет, если я, открыв тебе свои внутренности, тоже что-нибудь про тебя узнаю.

Грайс повела плечами, движение вышло нервное, некрасивое.

— Я просто думаю: вот мы с тобой люди. Мы во многом не похожи, но в самом главном мы едины — мы умрем. Мы понимаем друг друга, у нас одни страхи — самые главные, одни желания — самые главные. Лабиринты комплексов, извращений, стыда и вожделений тоже сравнимы. Мы с тобой — существа одного порядка.

— Ты что трахаться предлагаешь?

Грайс горячо покраснела, прижала холодные ладони к щекам.

— Нет. Я подвожу к тому, что они — совсем другие. Им непонятно, что такое страх смерти, их желания, даже самые смелые, в принципе исполнимы. Они созданы для того, чтобы управлять планетой, а не населять ее. И даже до сих пор их психика работает иначе, чем у нас. Можем ли мы вообще любить друг друга или это невозможно?

— Ты что-то впала в бессмысленную философию. Какая тебе разница?

— Любовь бывает разная. Любить можно и собаку. И машину. И блюдо в ресторане. И даже понедельники. Но я хочу его любить, как любила бы человека. И я хочу любить своего ребенка. Но я боюсь, что у меня не получится. И что я сама буду для него как любимая собака, но это не та любовь.

Ноар фыркнул:

— Любимая собака, которую он трахает. Ты слишком много об этом думаешь. Прекрати быть такой девчонкой и начни принимать вещи такими, какие они есть в реальности. Мы — разные. Твой муженек не человек, ты — не богиня. У вас никогда не будет чего-то такого, что было бы, если бы он был нормальным мужиком, которого ты склеила на работе и полюбила в ходе совместных походов в ресторан.

Ноар замолчал, выражение лица у него было самодовольное. Он считал себя человеком, принимающим правду в полной мере. Это было не так. Грайс была убеждена в том, что в отсутствии всякого самообмана, при виде правды в ее сияющей наготе, у человека не остается ни малейшего повода жить, никаких иллюзий.

— Ты опять впала в свой дурацкий экзистенциальный кризис? — Ноар пощелкал пальцами у нее перед носом. — Думай о сегодняшнем вечере.

— Я в любом случае должна идти туда одна. Аймили сможет поддерживать иллюзию на расстоянии, скажем, двух кварталов от леса?

— Ага, она справится.