И восходит луна

— А то ты не этого ожидал.

Грайс затушила сигарету, поежилась. Ей так хотелось, чтобы оставалось хоть несколько затяжек до того, как ей предстоит отправиться в лес. Однако, сигарета догорела до фильтра, и Грайс чувствовала мерзкую горечь, в последний раз вдыхая дым.

Нет, умереть она не боялась. Но ночной лес, с его тесно сплетенными ветками и полузакрытым глазом луны, нависшим над верхушками деревьев, пробуждал в ней первобытный страх перед темнотой и тем, что бродит в ней. Разум Грайс понимал, что это лишь инстинкт, доставшийся ей от далеких предков, которые знали, что далекие предки Аймили охотятся по ночам.

И все же Грайс никак не могла справиться с ощущением ужаса, которое вселял в нее ночной лес. Когда Аймили подалась к ней и обняла, Грайс едва не завизжала от ужаса.

Аймили дернула ее за нос.

— Если будешь такой нервной, все провалишь.

— Ты не помогла мне с мотивацией.

— Я помогу! Ты лучшая! Спаси мне жизнь, пожалуйста!

— Ты перекладываешь на меня слишком много ответственности, Лаис.

— Проваливай давай, — буркнул Ноар.

Грайс вышла из машины замаскированной Аймили под рейсовый автобус. Она развернулась к ним, сказала:

— Спасибо, что подвезли.

Все трое смотрели на нее скептически. Грайс видела автобус NABI с характерным логотипом, Ноара в кэпке, сжимающего руль, Лаиса и Аймили в роли пассажиров. Автобус следовал до Массачусетса, если верить надписи над табло.

Странное дело, Грайс ведь знала, что это иллюзия, и стоило ей напрячься, как образ рассыпался, и оставалась только дряхлая машина Ноара, и испуганные, бледные лица ее семейства.

— Ну, пока, — сказала Аймили. Они тронулись, и Лаис еще долго махал ей рукой, а потом она перестала его видеть — сегодня было туманно. От остановки с проржавевшими, шершавыми столбами и ненадежной скамейкой шла просека, ведущая в лес. Следы проезжавших по ней машин оставили две полосы абсолютно черных травы и земли. Грайс решила, что это самый очевидный и цивилизованный вход в лес, именно тот, которым воспользовалась бы перепуганная, едва решившаяся на то, чтобы пойти сюда девочка.

Грайс шла по просеке, смотря на тонкие, птичьи руки Джэйси. Аймили, Лаис и Ноар были где-то по-близости, это успокаивало. В лифчике натирал чувствительную кожу прикрепленный к ней маячок. Легкая боль казалась приятной, успокаивающей — ведь она гарантировала, что семья знает, где Грайс.

Под ногами хрустели ветки и листья. В Юэте, пустынной и жаркой, почти лишенной лесов, Грайс полагала, что листья опадают исключительно осенью, и тогда хрустят под ногами, как корки зачерствевшего хлеба. В Нэй-Йарке Грайс узнала, что это вовсе не так. Листья опадали в течении лета, засыхали от жары, приобретали ржавый осенний цвет и, конечно же, хрустели. Просто их было не так много. Грайс нравилось находить их и специально давить, это было глупое развлечение девочки из Юэеты, ничего не знающей о лесах.

Грайс так привыкла к этому приятному звуку, но теперь он нервировал, а в темноте Грайс, как ни старалась, не могла идти тихо. Впрочем, ей и не нужно было красться. Это прежде темнота была полна чудовищами.

Теперь чудовища жили в пентхаусах и особняках, так близко к людям, как только можно, чудовища были медиамагнатами, политиками, звездами, загадочными затворниками, аристократами, да кем угодно, только не ночными охотниками.

Раньше их было больше, а теперь, возможно, Грайс шла по их занесенными землей телам, в самой почве, как сосуды, быть может бились от крови щупальца хозяев былых времен.

Что от них оставалось теперь? Грайс, оказавшись в ночном, пустом лесу, впервые подумала, как им всем одиноко. К примеру ее семья — в мире всего четверо богов Дома Хаоса, и никто из людей не поймет их — никогда. Грайс их не поймет, Ноар их не поймет, Маделин их не поймет, даже Лаис не поймет, при всей его огромной, нежной, ласковой любви к Аймили. Они не так скроены. Грайс понимала, почему они были так привязаны друг к другу, даже понимала, почему они спали друг с другом.

Просека превратилась в тропинку и увела Грайс под сень деревьев. Луну разрезали на кусочки острые ветки. Где-то рядом Грайс слышала нежный шум воды, означающий, что близко есть ленточка ручейка. Веселое журчанье, раздававшееся на краю слышимости, не успокаивало Грайс, наоборот — пугало сильнее.

— Возьми себя в руки, — сказала себе Грайс. И не добавила: ты бессмертна. Хотя это и было главным аргументом. Если что и могло убить ее, так это ребенок под сердцем, однако организм, несмотря на весь ужас паралича и потери крови, не спешил от него избавляться.

В стволах деревьев, как Грайс казалось, настойчиво кто-то копошился. У Грайс создавалось абсурдное впечатление, что здесь тучи насекомых, не спящих в полагающееся им время.

Интересно, Бримстоун уже нашли ее и хотят произвести впечатление или же они ищут ее по всему лесу. Глупые планы определенно придумывали не только Грайс с Ноаром.