И восстанут мертвые. Смерть знахаря. Любопытство убивает

В скромной старомодной гостинице «Колокол» номера для жильцов не отличались большим простором, но в виде одолжения полиции владелец заведения Ноукс превратил собственную гостиную в личные апартаменты инспектора. Литтлджон вошел в темный холл, пересек зал с барной стойкой, где, как всегда по вечерам, уже начинали собираться завсегдатаи, и навстречу ему из темноты вышла миссис Ноукс. Она проводила детектива в уютную небольшую комнату по соседству с баром. Там уже стоял накрытый стол. В ожидании ужина Литтлджон обвел глазами гостиную. В стене между комнатой и общим залом было маленькое окно с раздвижной дверцей. По особым случаям, таким как свадьбы, семейные торжества или частные приемы, Ноукс предоставлял приглашенным свою гостиную, а блюда к столу подавались из бара через это окно. Со своего места за столом Литтлджон слышал гул разговоров в зале, но смутный, невнятный. Убийство мисс Тидер всколыхнуло округу и стало, наверное, главной темой пересудов за вечерней кружкой пива. Инспектор поднялся, тихо приблизился к панели, прикрывавшей окно, и осторожно приоткрыл ее, всего на дюйм. Щель получилась не настолько широкой, чтобы ее заметили, однако она неплохо пропускала звук. Как вскоре убедился инспектор, его эксперимент удался, а догадка вполне подтвердилась: имя мисс Тидер действительно упоминалось довольно часто под звон кружек и стаканов.

За ужином Литтлджон слышал, как гремели кружки, хлопали – открывались и закрывались – двери, звучали приветствия, когда к компании кто-то присоединялся, толпа шумно требовала выпивки, топот не смолкал. Разговоры то разгорались, то стихали, но, как только речь зашла об убийстве, гвалт унялся: посетителям хотелось послушать новости. Беседа все больше захватывала публику, и у детектива разыгралось воображение. Голоса грубые, голоса тонкие, визгливые, раскатистые, масленые, усталые, робкие, застенчивые, важные и самодовольные сменяли друг друга, каждый спешил высказаться. Странно было слушать людские свидетельства и пытаться угадать по тону и интонации, можно ли им доверять.

Пока Литтлджон ел свинину под яблочным соусом, среди других голосов заметно выделялся звучный тенор, принадлежавший Люку Пирсону, неуемному певчему церковного хора.

– Насколько могу судить, а сегодня я обошел всю деревню, никто не видел мисс Тидер, после того как она распрощалась со стариной Хаксли. Ну и где же она находилась все время? Похоже, этого никто не знает, – заявил тенор.

Публика встретила его слова дружным гулом, и Литтлджон вспомнил, что газетные репортеры при палате общин обычно именуют подобный шум возгласами одобрения.

Из общего хора выделился более визгливый тенор, словно завел свою арию солист:

– Нет, Люк, тут я тебя обскакал. Моя Мэри видела старую Тидер уже после того, как та распрощалась с Хаксли. Моя девочка несла кое-какие напитки в Хаф-Эйкр, где в то время шла жатва, и видела, как мисс Тидер рассталась с Хаксли и двинулась вдоль дальней изгороди, будто направлялась в сторону дороги на Эвингдон. Наша Мэри говорит, что не обратила бы на нее внимания, но мисс Тидер, когда отошла от Хаксли, спугнула кролика, прятавшегося в кустах, Хаксли вскинул ружье и пальнул прямо у Тидер под носом. Она аж подскочила, сказала моя Мэри, а старина Хаксли давай смеяться.

– Ну и куда она пошла после? Вот в чем загвоздка и великая тайна, – вступил баритон.

Хор снова подхватил тот же лейтмотив.

Звучный тенор явно успел подкрепить свои силы очередной кружкой и заметно повеселел:

– По всему видать, это дело рук Уолтера Торнбуша, что целыми днями Библию долбит. Надоело ему ждать денег Сары Расселл, вот он и решил поторопить матушку-природу.

На остроту зал отозвался громким хохотом. Чей-то густой бас возразил, что Уолтер не смог бы убить даже рисовый пудинг. Эта реплика вызвала новый взрыв смеха.

– А вот тут ты не прав, Джуд, – пропищал едва ли не дискантом немощный старческий голос. – Торнбуш – хитрый малый, и своей выгоды не упустит, не важно, поет он псалмы или нет. В лице Уолтера есть что-то жестокое, с виду-то он набожный, однако натура у него подлая. Я хорошо помню Уолтера еще мальчишкой. Парень был сущим наказанием, вечно изводил девочек, дергал за косы. Маленький паршивец. А вскоре ему открылся «свет истины». По крайней мере, так он утверждает. Тщеславие, вот что привело его к «свету», а вовсе не смирение и сердечное покаяние.

Густой бас, очевидно, успел к этому времени изрядно набраться и не стал ввязываться в спор, лишь усмехнулся:

– Если на то пошло, почти у каждого в Хилари имелась своя причина убрать с дороги Тидер. Уж больно много секретов она знала, вот и стала опасной. Разобраться тут будет непросто, полиции предстоит та еще работенка. Налей-ка мне, Джек.

Послышался шум пивного насоса, из крана хлынула струя.

Еще один тенор, прежде не выступавший, решился на сольную партию: