И восстанут мертвые. Смерть знахаря. Любопытство убивает

Топ-топ-топ. Грузный топот да тяжелое дыхание – вот и все, что услышал Литтлджон от своего спутника. Инспектор попытался разговорить Меллалью, пробовал расспрашивать о его знаниях, опыте и увлечениях, но тщетно. Констебль отвечал односложно, а если и отваживался объясниться более пространно – начинал путаться, мямлить что-то бессвязное, смущался и замолкал. Скоро у Литтлджона возникло ощущение, будто его ведут под конвоем в тюремную камеру, а потому фамильярности неуместны.

– Вот мы и пришли, сэр, – сказал Меллалью. Он указал инспектору дорогу и произнес самую длинную реплику за все время пути: – Ступайте по этой тропинке. Дальше будет забор, а справа проход, там вы и увидите перед собой «Болотную ферму». Только никакого болота там нет и никогда не было, насколько мне известно.

Он отдал честь, попрощался со старшим по званию, густо покраснел, неловко переступил с ноги на ногу и потопал прочь по своим делам.

Когда Литтлджон скрылся из виду, констебль снял тугой шлем, отчего по лбу его немедленно потекли струйки пота, затем достал красный носовой платок и торжественно вытер лицо. Теперь у него уже не было причин сдерживаться, и Меллалью продолжил путь, оживленно разговаривая сам с собой.

«Болотная ферма» оказалась маленьким, компактным, уютным домиком из красного кирпича с черепичной крышей того же цвета. Барджери, владелец фермы, осматривал стадо на поле. Литтлджон поздоровался с ним. Выглядел фермер неважно, что не слишком удивило инспектора: если миссис Харрис сказала правду, он не то праздновал, не то оплакивал появление на свет своего первенца, и в любом случае без бутылки не обошлось. Он сердечно приветствовал Литтлджона, но оглядел с подозрением и страхом. Инспектор заметил телефонный кабель, тянувшийся к ферме, и понял, что доктор Китинг уже договорился, чтобы его алиби подтвердили.

– Как себя чувствует ваша жена, мистер Барджери? В деревне я слышал, что у нее выдались нелегкие дни.

– У нее все хорошо, спасибо, сэр. Ребенок тоже в порядке. Хороший крепкий мальчишка, сэр.

– Вот и славно. Рад это слышать. Как я понял, миссис Барджери чудом выкарабкалась.

– Да, сэр. Все это совершенно выбило меня из колеи.

– Кстати, доктор приходил к вам позавчера вечером?

– Да, сэр. В тот вечер, когда мистер Уолл умер в деревне, доктор находился здесь с десяти часов и почти до полуночи.

– Вы уверены?

– Да, сэр.

Бедняга врал неумело и неубедительно. Наверное, чувствовал себя в долгу перед доктором, который спас его жену, и изо всех сил старался оказать ответную услугу.

– Хорошо, спасибо, мистер Барджери. Всего вам доброго.

По пути в деревню Литтлджон повстречал миссис Харрис. Она куда-то ехала, велосипед ее вилял во все стороны. На багажнике, закрепленная ремнями, красовалась черная акушерская сумка. Инспектор помахал рукой повитухе, и та с явной неохотой спрыгнула на землю и направилась к нему, ведя велосипед за руль. Всем своим видом она давала понять, что не намерена тратить время на пустую болтовню, когда в любую минуту одной из ее пациенток, что уже на сносях, может понадобиться неотложная помощь.

– Миссис Харрис, вы говорили, что провели в доме Барджери тот вечер, когда убили мистера Уолла. Доктор тоже был там с вами?

– Нет. Я отлично управляюсь без него. Да и зачем он нужен? Дышать выпитым виски в лицо новорожденному? «Безобразие» – вот как я это называю. Он находился там во время родов. Мне пришлось послать за ним, но, видит Бог, здесь нет моей вины. Доктор действительно помог, когда наконец соизволил прибыть. Ну а потом я справилась сама. Большинство детей в этой деревне я принимала одна, без всякой врачебной помощи.

С этим скандальным заявлением повитуха снова взгромоздилась на седло. Ярдов пятьдесят она чудовищно вихляла передним колесом, затем налегла на педали и прибавила скорости. Не иначе как чьи-то близкие роды избавили Литтлджона от бесконечного потока жалоб и сплетен, и он невольно почувствовал благодарность к неизвестной женщине за спасение. Инспектор отправился прямо в дом доктора и позвонил в дверь. Его впустила нахальная горничная.

– Ну вот, опять вы! – проворчал Китинг. Он собирался обедать и делал последние записи в бухгалтерской книге. Стакан стоял у него под рукой.

– Да, доктор. Я не отниму у вас много времени. Все, что я хочу спросить, – почему вы солгали мне о своих передвижениях в вечер убийства и сослались на ложное алиби?

Китинг вскочил и возмущенно воскликнул:

– Какого черта! Барджери сказал вам, что я находился у них, разве нет?

– Да, доктор. Едва ли не прежде, чем я задал ему вопрос. Он хорошо запомнил слова, что вы подсказали ему по телефону, но выпалил их заученной скороговоркой и слишком уж поспешно.

– Послушайте, инспектор! Я не потерплю, чтобы меня подвергали допросу с пристрастием. Я сообщил вам, где был, и мои слова подтвердили. На этом все. Вы слишком подозрительны. Говорю вам, я не имею ни малейшего отношения к смерти Уолла.

– Возможно. Но вы были не у Барджери. В тот вечер на ферму приходила акушерка, и она подтвердила мои подозрения, что вы состряпали себе фальшивое алиби!