«И вот общественное мненье!» Клубы в истории российской общественности. Конец XVIII - начало XX вв.

Адреса главного московского клуба не раз менялись. Десять лет, с 1802 по 1812 г., он размещался в доме князей Гагариных на Страстном бульваре у Петровских ворот. Английский клуб этого времени упомянул А. В. Чаянов, не только выдающийся экономист, но и знаток истории Москвы, в написанной в 1922 г. историко-фантастической повести в духе Гофмана «Венедиктов». Действие повести происходит между 1804 и 1806 гг. Герой повести рассказывает, как он шел пешком по Петровке к Арбату и у Петровских ворот его «чуть не сшибли… с ног кареты знатных посетителей, съезжавшихся в Английский клуб». Подъезжавших вельмож принимала «монументальная белая колоннада клуба, окаймленная золотом осенних листьев…»^{59} Действительно, двенадцать ионических колонн на высоком цокольном этаже заметно выделяли здание клуба из окружающей московской застройки. Стремление во всем выделяться, в том числе и наружным видом занимаемого здания, отличало клуб всегда.

Клуб быстро достиг уставного предела численности («комплекта»), более высокого, чем в Петербурге, объединив к концу 1802 г. 600 человек. После наполеоновского нашествия и пожара, от которого дворец Гагариных сильно пострадал, а клубное имущество, включая библиотеку и архив, почти все погибло («остались некоторые конторские книги и бумаги, спасенные неизвестно как»), клуб обрел временное пристанище в доме И. И. Бенкендорфа на Страстной площади. Среди старшин, раньше других вернувшихся в Москву и возобновивших деятельность клуба, был Степан Александрович Хомяков, отец известного впоследствии славянофила.

В доме Бенкендорфа, который «оказался неудобным», клуб пробыл совсем недолго, с марта по июль 1813 г. Следующий адрес клуба — Большая Дмитровка, дом генерал-майора Н. Н. Муравьева, по отзывам современников, «отличавшийся огромностью». В этом доме клуб находился около 18 лет, правда, до 1823 г. он делил здание с основанной Муравьевым на собственные средства Школой колонновожатых, то есть высших штабных офицеров. Здесь стала создаваться заново библиотека клуба^{60}.

В более сложном положении в связи с последствиями войны 1812 г. оказалось Благородное собрание. Число дворян, проживавших в Москве, по сравнению с довоенным временем уменьшилось, в результате уменьшилось и число членов собрания. Пожар почти полностью уничтожил здание, построенное Казаковым: остались обгорелые стены и статуя Екатерины II с отбитыми руками, сгорел архив. К декабрю 1814 г. здание было восстановлено, но для этого его пришлось заложить и обращаться через генерал-губернатора Ф. В. Ростопчина с просьбой к Александру I предоставить собранию взаймы 150 тыс. руб. Этот долг император простил в 1816 г., но в последующие годы слишком частые грандиозные балы с тысячами участников вконец «истощили кассу» собрания.

После бала. Рис. 1-й половины XIX в.

В 1819 г. Благородное собрание по инициативе губернского предводителя дворянства П. Х. Обольянинова, бывшего генерал-прокурора, предложило Английскому клубу перебраться в дом собрания. Предложение Обольянинова имело целью поправить дела собрания^{61}. Показательно, что Английский клуб это предложение отклонил, не прельстившись и колонным залом, который клубу, не устраивавшему балов, был без надобности, а членам клуба, желающим там побывать, и без того доступен. Своим отказом члены и старшины Английского клуба продемонстрировали высокое мнение о собственном клубе и желание сохранять обособленное положение в дворянской Москве.

Согласно другому свидетельству (А. Я. Булгакова в письмах П. А. Вяземскому), проект Благородного собрания или другой его вариант, предложенный И. В. Чертковым, заключался в том, чтобы учредить при собрании Русский клуб, подобный Английскому. Соперничая с последним, он переманивал бы его членов. Смысл идеи, по-видимому, был в том, что в Английский клуб входили наиболее состоятельные московские дворяне. Проект вызвал у них возмущение; «я боюсь, — шутил Булгаков, — чтобы Чертков не имел участи Марата, Робеспьера или Коцебу». Но для Английского клуба это не представляло никакой опасности, так как очередь кандидатов, ожидавших избрания членами клуба, тогда насчитывала до 600 человек. Устоявшим от соблазна, предсказывал Булгаков, будет «приятнее занять место выбылого», то есть выбывшего, ушедшего в Русский клуб, «чем усопшего» члена Английского клуба, «да большая часть захочет быть и тут и там. Выйдет соревнование, всегда для общества полезное»^{62}. Когда в конце концов, в 1839 г., этот план осуществился в виде организации Дворянского клуба, его членами действительно стали те, кто давно и тщетно дожидался приема в Английский клуб. Но очередь в Английский клуб и после этого не сократилась.