«И вот общественное мненье!» Клубы в истории российской общественности. Конец XVIII - начало XX вв.

В Петербурге показателем невысокого престижа ВНС явилась своеобразная манифестация в ноябре 1911 г. на торжественном заседании Академии наук, состоявшемся в зале Дворянского собрания в связи с 200-летием со дня рождения М. В. Ломоносова. Когда зачитывались адреса от учреждений, публика, особенно молодежь, аплодировала представителям одних учреждений и холодно или враждебно встречала представителей других. В числе последних был клуб националистов — ему «довольно согласно шикали». Представителей монархических организаций встретили гробовым молчанием, точно так же были встречены делегации Александровского и Катковского лицеев. Зато бурно аплодировали учреждениям «частной инициативы» — Университету Шанявского, Петербургскому обществу народных университетов, Высшим женским курсам, Женскому медицинскому институту и Психоневрологическому институту^{745}.

Главной причиной всех этих неудач явилась неспособность националистов, да и объективная невозможность провести ясную всем грань между ними и правыми. Национализм принимал нередко формы, вполне обычные в идеологии и практике правомонархических организаций, ибо идеология Всероссийского национального союза не сложилась в действительно центристскую (даже если не считаться с поисками центризма и приемлемой формы национализма в либеральной части партийного спектра и ограничиться консервативными партиями и клубами).

Предтечей партийного национализма в поисках консервативной средней позиции можно считать старейшего члена московского Английского клуба Д. И. Иловайского. С 1897 г. по 1916 г. он издавал газету «Кремль», для которой, однако, не нашел ни одного сотрудника, газета заполнялась только его собственными сочинениями. Газета, несмотря на нерегулярный выпуск, исправно передавалась в библиотеку клуба (газеты крайних монархистов в каталоге библиотеки не значатся).

Иловайский последовательно выступал против «национальной индифферентности», доказывая, что самодержавная власть не может опираться на «немцев, поляков, финляндцев и прочих». Перечень приводимых им доказательств «национального порабощения» русских совпадал с тем, что писалось в газетах правомонархических организаций: приток в страну немецких товаров, немецкое землевладение и колонизация (в Остзейский край прибыло из Германии уже 100 крестьянских семей, сообщал он в 1913 г., в Сибири возникает «новая Германия»), переселение в Россию армян из Персии и Турции, распространение по России евреев, внешняя задолженность России, рост числа иностранных промышленных компаний и т. д. Равноправие народов России Иловайский отождествлял с «русским антинационализмом», антирусским считал он состав и III Думы^{746}.

Принципиальная новизна здесь не просматривается: у всех консерваторов совпадающим был принцип восстановления и сохранения привилегированного положения в государстве русских, все более оттесняемых будто бы на второй план. Как заявил накануне открытия клуба в Петербурге Крупенский, их уже оттеснили «на очень многих позициях государственности и культуры… в опасной степени»^{747}.

До 1905 г. гарантию защиты от этой угрозы все консерваторы видели в сохранении в незыблемом виде самодержавия. Все они подписались бы под credo Суворина, сформулированным еще в 1904 г. в обоснование неприемлемости для России конституционализма и допустимости лишь укрепляющего самодержавие Земского собора. Конституционализм, писал Суворин, «нам не пристал… если бы он у нас ввелся, то мы, русские, очутились бы в таких объятиях поляков, остзейцев и евреев, что вымаливали бы себе у них милости. Я более всего боюсь распадения России, принижения русской народности и потому между прочим остаюсь противником равноправности евреев». Позже с поправкой на Государственную думу как данность националисты следовали этой идее.

Стержнем (а не каким-то «слабым местом», как иногда пишут) консервативно-националистической идеологии в России оставался — при всех имевшихся оттенках и способах обоснования — антисемитизм^{748}. «Пристойность» в его выражении не могла служить отличительным и разграничительным признаком. Националисты призывали не судить о национализме по черносотенству. Но заявление А. И. Савенко о том, что общественное мнение фабрикуется в редакциях «еврейских» газет, и правительство с ним считается больше, чем с правыми изданиями^{749}, ничем не отличалось от многочисленных аналогичных высказываний черносотенцев. Создатели ростовского клуба гордо докладывали Главному совету ВНС, что на завтраке по поводу открытия клуба «между прочими тостами провозглашены были тосты за национализацию кредита и за ограничение прав евреев в акционерных обществах»^{750}. В период войны на первый план вышла борьба с «немецким засильем», но все прочие пункты программы ВНС остались неизменными, в том числе «противодействие наплыву евреев в Россию и в учебные заведения».