«И вот общественное мненье!» Клубы в истории российской общественности. Конец XVIII - начало XX вв.

Правда, когда играли пожилые члены клубов, ставки были самыми скромными, и первую гостиную в московском Английском клубе, где играли, называли поэтому шутливо «детской». Такая игра символизировала спокойствие, умиротворенность, уверенность в неизменности существующего порядка, создавала обстановку семейственного мира и уюта, привлекавшую немалую часть посетителей клубов. Различиями между «детской» и «инфернальной» московский клуб копировал петербургский, где были приняты такие же названия.^{99} М. Н. Загоскин, не имея возможности прямо сказать, что азартные игры не исчезли из клубного обихода, описывая «детскую» московского клуба, весьма изобретательно намекнул на существование ее антипода: «Не подумайте, что в этой комнате играют в азартные игры. Боже сохрани! Здесь не играют даже в экарте. Невинные палки, классический пикет — вот единственные игры, известные в этой комнате».^{100}

И. И. Панаев в повести «Белая горячка» (1840 г.) сообщал о той же игре в палки нечто иное. Герой повести Рябинин «не шутя полюбил Английский клуб и иногда возвращается оттуда в часу восьмом утра, проиграв целую ночь в палки». «Это мой отдых от занятий мысленных», — объясняет Рябинин. Как писал В. Г. Белинский В. П. Боткину, в Рябинине читатели повести узнали «живой, во весь рост» портрет Нестора Кукольника с его манерой произносить на устраиваемых им литературно-музыкальных «средах» напыщенные речи и соединять витийство о святыне искусства и служении музам с настоящим обожествлением денег.^{101} В 1855 г. «невинные палки» были запрещены в клубах, как вызывающие «беспорядки». Но, видимо, так же, как случилось раньше с запретом игры в экарте, заставить выполнять это распоряжение не удавалось, и в 1859 г. пришлось его повторить.

С конца 30-х гг. приобрела популярность во всех клубах игра в лото на деньги, «колыбелью» этой игры называли в Москве Немецкий клуб. Она также первоначально считалась коммерческой, «весьма умной», но затем, в 40-х гг., была признана азартной. С 1861 г. стали играть в домино (домино-лото).^{102} Но эти игры не вытеснили карточные, последние и в столицах, и в провинции во второй половине 60-х гг. снова превратились в главный источник клубного дохода.^{103}

Игра в лото в клубе. Рис. середины XIX в.

Азартным играм сопутствовало шулерство. Сначала оно было «светским», от него не отрекался, например, изображенный в этом качестве Грибоедовым и Пушкиным завсегдатай московского Английского клуба Федор Тол стой-Американец (он содержал и собственный игорный дом). Узнав себя в еще неопубликованном «Горе от ума», он предлагал только внести в соответствующее место комедии уточняющее исправление: вместо «и крепко на руку нечист», как у Грибоедова, написать «в картишках на руку нечист». «Для верности портрета сия поправка необходима, чтоб не подумали, что ворует табакерки со стола…» — заметил Толстой.^{104} В 30–40-х гг. XIX в. светское шулерство сменилось шулерством профессиональным. «Ныне составилось из этого ремесло, расплодились записные игроки, имеют свои цехи, биржи и отыскивают прибыльных товарищей, как извозчики седоков. В чертогах их лучшее украшение четыре масти, и первое достоинство — книжка с ассигнациями… Без них пусто, как без музыкантов не состоится ни один бал», — с грустью отметил эту перемену П. И. Сумароков.^{105} Профессионального шулера сделал героем своей комедии «Свадьба Кречинского» А. В. Сухово-Кобылин.

Не замыкаясь в пределах дворянских домов и клубов, шулерство распространялось вширь по мере распространения крупной карточной игры в иных слоях общества. Педагогу Н. П. Розанову, посетившему уже в начале 1900-х гг. новое здание московского Купеческого клуба на Малой Дмитровке, показали двух стариков-шулеров, которые именно таким способом нажили в клубе, когда он помещался еще на Большой Дмитровке, за долгий срок «очень хорошее состояние» и теперь спокойно жили на эти средства.^{106}

«Отставали» от столичных возникшие позже немногочисленные еще провинциальные клубы. Там центром тяжести развлечений были первое время не карты, а балы. В Киевском дворянском собрании после его создания в 1839 г. 2/3 дохода давали членские взносы. Игра в карты еще не была в большом ходу. Но спустя три-четыре десятка лет тот же клуб получал от нее 9/10 дохода при одновременном росте расходов.^{107}

Вопрос о беседах в клубах, «умных» или обыкновенных, ничуть не проще, чем тема карт. Далее будет прослеживаться, как и насколько существенно изменялось содержание клубных бесед. Жизнь клуба в этой своей составляющей также сопрягалась с тем, что происходило вне клуба, и также имела свой знак. Таким знаком-символом явилось своеобразное словечко «говорильня». Его смысловая нагрузка и эволюция представляют специальный интерес.

Ф. И. Толстой-американец. Рис. А. С. Пушкина. 1823 г.