«И вот общественное мненье!» Клубы в истории российской общественности. Конец XVIII - начало XX вв.

Но есть достаточно фактов, свидетельствующих об иной оценке властью распространенного в Москве и клубе общественного мнения. Генерал А. X. Бенкендорф, поставленный во главе созданного в 1826 г. Третьего отделения, счел необходимым уже в 1827 г. сообщить Николаю I, что в Москве находится центр враждебной правительству «партии русских патриотов»: «все старые сановники, праздная знать и полуобразованная молодежь следуют направлению, которое указывается их клубом через Петербург^{189}. Там они критикуют все шаги правительства, выбор всех лиц, там раздается ропот на немцев, там с пафосом повторяются предложения Мордвинова, его речи и слова их кумира — Ермолова. Это самая опасная часть общества, за которой надлежит иметь постоянное и возможно более тщательное наблюдение».

Итак, всего лишь год спустя после подавления восстания декабристов и сразу после смерти Карамзина наибольшая опасность для государства снова усматривалась в московской оппозиции Петербургу, Москва объявлялась «главным ядром якобинства». Бенкендорф уверял Николая I, что «революционный и реформистский дух» («все, что не исходит от палаты депутатов — плохо») внедряют в «дворянчиков от 17 до 25 лет» старшие, иногда даже их собственные отцы, превращая детей в «настоящих карбонариев», в «самую гангренозную часть империи», лишь прикрываясь маской патриотизма. Якобинство неожиданным образом принимало обличье «партии русских патриотов». Характерно, что все эти утверждения содержались в обзоре общественного мнения за 1827 г. Обзор подписал Бенкендорф, но непосредственным его составителем был начальник канцелярии Третьего отделения М. Я. фон Фок^{190}.

При составлении обзора были, несомненно, использованы три записки на имя Бенкендорфа, полученные в 1827 г. В основном они касались литературно-издательской деятельности Н. А. Полевого и его «главного протектора» П. А. Вяземского. Но, кроме того, анонимные авторы призывали вообще не доверять Москве. «Все запрещенное здесь (в Петербурге. — И. Р.) печатается без малейшего затруднения в Москве», например, «Думы» и поэма «Войнаровский» Рылеева. «Москва есть большая деревня. Там вещи идут другим порядком, нежели в Петербурге… Все политические новости и внутренние происшествия иначе понимаются и иначе толкуются в Москве, даже людьми просвещенными. Москва, удаленная от центра политики, всегда превратно толковала происшествия…»^{191}

Меры по наблюдению, предусмотренные такой оценкой Москвы, были распространены и на ее «кумира», уволенного в отставку «проконсула Кавказа» генерала А. П. Ермолова. Яркая фигура Ермолова привлекала внимание современников и многих историков. Отражение ее в зеркале политического сыска позволяет судить о том, насколько верной была жандармская характеристика московского общества с его клубом. Николаю I Ермолов был крайне подозрителен. Денис Давыдов выражался еще определеннее: Ермолов навлек ненависть нового царя — прежде всего тем, что на «проконсула Кавказа» возлагали надежды декабристы, предполагавшие, что он, так же, как адмирал Мордвинов, войдет в случае успеха переворота в состав временного правительства. Между тем дело о якобы готовившемся походе Отдельного Кавказского корпуса на Москву и Петербург пришлось закрыть, а недовольство предпочтением, оказываемом немцам при назначении на высшие должности, невозможно было поставить в вину ни Ермолову, ни согласным с ним москвичам.

Точностью информация осведомителей Третьего отделения не отличалась. 3 мая 1827 г. Ермолов уехал из Тифлиса к отцу в Орел. «…Случиться может, что увижу Вас в Москве, куда стекаются подобные мне люди праздные», — писал он 14 мая с дороги Н. И. Похвисневу^{192}. Двоюродный брат генерала П. Н. Ермолов убеждал его избрать Москву постоянным местом жительства, потому, между прочим, что «сдесь можете жить как хотите, по состоянию своему, и все не одни, ибо не все же сдесь Бригадиры и члены Английского Клуба»^{193}. Смысл тот же, что у Вяземского, писавшего о пагубном влиянии московского «нелепого бригадирства» на Россию; Бригадир — персонаж одноименной комедии Д. И. Фонвизина, а чин бригадира был исключен из Табели о рангах еще Павлом I, следовательно, «бригадирство» — это наследие «времен очаковских и покоренья Крыма». Автор письма, поставивший «Бригадиров» в один ряд с членами Английского клуба, не сомневался в том, что генерал о тех и других того же мнения, хотя бы они и считали себя принадлежащими к «партии» патриотов.