И вот – свобода

Много лет спустя в одном журнале, посвященном войне, Мона прочла рассказ человека, прошедшего лагеря. Его друга Гонтрана заподозрили в том, что он хочет бежать из лагеря, и привязали за щиколотки к дереву. Много часов его таким образом мучили, потом отвязали и кинули на землю. Японцы сочли, что он мертв, но он на самом деле только потерял сознание. Солдаты удивились, обнаружив, что он пришел в себя, и принялись избивать его дубинками, а потом его, покрытого синяками и кровоподтеками, приковали наручниками и оставили на улице. Три дня он провел на палящем солнце. Рядом с ним больные заключенные рыли глубокую яму. Утром японцы подвели Гонтрана к краю, заставили опуститься на колени. «Закрой глаза». В воздух взлетела сабля, и голова Гонтрана скатилась в яму.

Как-то вечером в каюте, в тот мифический час, когда родители простодушно полагают, что дети уже уснули, Люси, лежа с закрытыми глазами, пыталась постичь смысл тайного разговора между матерью и отцом.

– Так что же, собственно, произошло? – шепотом спрашивала Мона.

– Узкоглазые представили Деку ультиматум: либо мы подпишем согласие на то, что Вьетнам переходит в японское владение, либо они идут на приступ. Я должен был передать эту информацию в Париж. Но едва мы отправили информацию, как свора подонков ринулась на нас. Они не стали ждать нашего ответа. Просто атаковали без предупреждения. Мы ничего не могли сделать! Шестьдесят тысяч японцев против вдвое меньших сил французов, плюс внезапность… Наших солдат не в чем упрекнуть, но силы были слишком неравными… Я был вынужден отдать приказ сложить оружие.

– Ты правильно сделал. Это тебя спасло.

– Если бы все эти голлисты поступили так же, можно было избежать бойни.

– Я знаю, милый.

Наступило молчание. Как говорят: пролетел тихий ангел. Только где-то, казалось, далеко-далеко волны глухо бились о борта корабля.

– Ты мне не рассказала, – голос Андре звучал уже совсем по-другому.

– О чем не рассказала?

– Про лагерь. Про изнасилования.

Люси затаила дыхание. Она помнила, что это слово часто произносили в клетках лагеря в Ханое.

– Зачем говорить об этом, дорогой мой…

– Это означает «да». Они сделали это.

– Я этого не говорила.

– Я все понял, Мона.

– Нет! – закричала она. Потом опомнилась и сказала тихо-тихо: – Мы разбудим Люси, давай прекратим этот разговор. Все хорошо, уверяю тебя. Важен только ты, только ты. Мой герой…

Шум поцелуев, шорох объятий раздался в ночи. «Ты был таким отважным, Андре… Я восхищаюсь тобой…» И шелест простыней.

Несколько минут спустя Мона прошептала:

– Что же будет с нами теперь?

– Это знает только этот гад де Голль. Как только мы вернемся, я подам рапорт о возвращении в колонии.

«Только бы не в Индокитай, ради всего святого», – подумала Мона.

На следующий день, когда Мона очищала от костей кусок рыбы, дочь спросила ее:

– А тебя изнасиловали, да, мам?

Вилка выпала из рук, звякнув о фарфор тарелки:

– Да ты с ума сошла! Что ты несешь! Ты даже не понимаешь, о чем говоришь! – И поскольку Андре как раз подошел к столу, велела Люси замолчать. – Я больше никогда не желаю слышать этот вопрос! И особенно при папе. Поняла?

Во время обеда их навестил капитан корабля. Море, сказал он, сегодня довольно бурное, волны достигают двух метров, но восточный ветер скоро прогонит отсюда бурю. Буквально несколько часов – и мы окажемся в спокойном море. Мона улыбнулась и поблагодарила его. Капитан ушел, чтобы предупредить других пассажиров. Быстро подали десерт. Люси подняла глаза от тарелки и серьезно посмотрела на отца.

– Пап?

– Да, дорогая?

Мона почувствовала, как ее внутренности стянулись в тугой узел. Сейчас она все-таки ему расскажет…

– А мы выиграли или проиграли войну?

Тревога уступила место удивлению. Они обменялись с Андре недоумевающим взглядом, его плечи дрогнули в бессильном порыве понять, но потом он взял себя в руки.

– Конечно же, мы победили. Камикадзе капитулировали.

Камикадзе, объяснила она девочке, это такие люди, которые готовы были умереть сами, лишь бы иметь возможность убить других. Таким образом многие японские пилоты выполняли самоубийственную миссию.

– К счастью, Америка вовремя отреагировала. Ты помнишь – тогда, в лагере, когда с улицы доносился страшный шум? Так вот, в этот день американцы раздавили Японию благодаря этим двум атомным бомбам. Хиросима и… Как там этот второй город называется, не помню…

– Нагасаки, – ответил Андре с мрачным видом.

– Вот-вот. Нагасаки.

– Почему у тебя такой недовольный вид, папа?

Он вздохнул, забарабанил худыми длинными пальцами по столу.

– Я не доверяю американцам. Их усиление означает смерть колоний. Люси, нужно, чтобы ты поняла одну вещь: война еще не окончательно закончена. Во Франции маршал Петэн… Ты помнишь, кто такой маршал Петэн? – Мона кивнула в знак того, что говорила с Люси об этом. – Хорошо. Так вот, на маршала напал злобный враг, его зовут Шарль де Голль.

Люси широко раскрыла глаза:

– А он тоже японец, да?