И все небо для нас

Сначала это наброски класса, силуэты одноклассников, желтеющие листья деревьев за окном. Потом – перерисовка родителей с единственной фотографии.

Я настолько привыкаю рисовать, что после школы не сразу возвращаюсь домой. Могу часами сидеть на нашем с Деем месте и рисовать родителей в альбоме. Проецирую на бумагу моменты, которые могли бы быть в моей жизни, если бы все сложилось иначе. Интересно, если бы папа не умер, мама бы не заболела? Родилась бы Мила? И если да, то какой бы она была?

Сюжеты, совсем сказочные, выстраиваются в фантазии друг за другом. Не успевает закончиться вторая неделя сентября, как в альбоме не остается свободного места. Прячу его под свой матрас.

* * *

Однажды Мила приходит домой расстроенная. Она бросает рюкзак и обиженно топает на кухню, позабыв снять обувь. Собираюсь сделать ей замечание, ведь полы дома мою я – Ирме тяжело наклоняться, да и лишняя нагрузка ей ни к чему. Она и так посадила нас с сестрой себе на шею и не жалуется. Я могу отплатить ей за доброту только делом.

– Мила, – начинаю я, но та звонко и возмущенно перебивает:

– Больше никогда в школу не пойду!

Мы с тетей озадаченно переглядываемся. Она ставит мытую тарелку в сушилку и подходит к Миле.

– Милая, что случилось? – Ирма берет ее за руки.

Сестра раздраженно сопит, сдувает выбившиеся из косичек светлые прядки с лица.

– Надо мной смеются, потому что я калтавая!

Вот и ты попала в реальный мир, думаю я, от досады почесывая затылок.

– Со мной никто не хочет иглать… – Мила опускает глаза, и ее лицо становится невыносимо грустным.

Едва сдерживаюсь, чтобы не обнять ее.

– Ну и дураки! – рявкаю я. – Хочешь, отведу тебя в школу и все увидят, что у тебя есть старшая сестра?

– Нет! Так будет только хуже, – резонно замечает Мила. И вздыхает протяжно так, обреченно.

– Тогда давай исправим это, – предлагает тетя.

– Как?

– Мы научим тебя выговаривать «р».

Мила недоверчиво смотрит на Ирму, а потом косится на меня, ища поддержки. Начинаю кивать как заведенная:

– Да-да, давай. Это на самом деле не так сложно, как кажется.

Сестра молчит, раздумывая. Даже пальчик к подбородку прикладывает. А потом, окинув нас с тетей взглядом щенка, жалобным тоном тянет:

– А можно я сначала съем шоколадку, а потом лешу?..

– Можно, – отвечает Ирма.

Опережаю ее, достаю из шкафа шоколадку с фундуком и протягиваю сестре.

– Не ешь слишком много, аппетит перебьешь, – предупреждаю ее.

– Холошо, – сестра уходит наверх, наследив грязной обувью на полу и лестнице.

Ладно, у нее был плохой день. Просто вымою пол еще раз… когда доделаю уроки.

– Вера, а у тебя все хорошо? – интересуется тетя.

– Да. Обычно.

– Никто не задирает?

– Нет, у всех в голове учеба и экзамены. Класс довольно хороший, – скромно улыбаюсь, а про себя думаю, что мне не хватает Гордея.

Не могу же я все время рисовать. Так и рука отвалится, и пальцы сотрутся.

– Ты что-то в последнее время сама не своя, – замечает Ирма.

Вот блин. Еще не хватало, чтобы она обсуждала мою подавленность с дядей. А ведь они наверняка разговаривают о нас с Милой, когда мы не слышим.

– А что не так? – холодно отвечаю.

– Поздно возвращаешься, мало времени проводишь с сестрой… и Гордея давно не видно.

Что правда, то правда. Мы с ним иногда пересекаемся в коридорах, киваем друг другу в знак приветствия, но не больше. Помню его опасения, что из-за него могут начать докапываться до меня, но все равно неприятно. Как будто он принял решение за нас обоих. Я ведь говорила, что не хочу обрывать общение. Какого черта?

– У меня появилась подруга, – говорю про Лиду, с которой не так давно познакомилась.

– Да? Какая она? Вы с ней ладите?

– Хорошая. Она показала мне школу, мы вместе обедаем. Так что за меня не переживай, – улыбаюсь, но не слишком широко, иначе фальшь просочится сквозь зубы.

Тетя обнимает меня.

– Я рада, что у тебя все складывается, – она поглаживает меня по спине.

Хоть живот уже достаточно большой, ее объятия все равно уютные.

* * *

Жизнь любит иронию. Если от родителей у меня остались фотография, книга и еще пара вещей, то от дружбы с Гордеем – только чат. Мы каждый день переписываемся, иногда созваниваемся по видеосвязи. Он проверяет, пользуюсь ли я средствами для кожи, как мы и договаривались. В один из дней прихожу к нему в гости и мы снимаем очередной ролик. Я начинаю привыкать к жизни модели. Да и потом он еще ни одного ролика со мной не выложил.

– Твоя кожа почти сияет, – замечает Гордей, разглядывая мое лицо.

Мне понадобилось много времени, чтобы научиться не краснеть каждый раз, когда он так близко. Теперь даже волнения в груди нет. Так, легкая дрожь с покалыванием на кончиках пальцев.

– Все благодаря тебе.

– Значит, я уже могу залить ролики с тобой? Не все сразу. По одному в неделю.

– Да, выкладывай.

– Отлично, – Дей поворачивается к монитору и словно пропадает в нем.

Свет техники будто засасывает его живучесть внутрь. Бр-р.

– Ну, я пойду тогда, – стараясь прогнать неловкость, поднимаюсь и ухожу из комнаты.

– Подожди. Я тебя провожу.

Мы идем в молчании. Каждый погружен в собственные мысли. Когда мы останавливаемся на развилке, набираюсь храбрости: