- Не знаю. Снова бы сбежал, наверное.
И он представлял, что всё, это навсегда и больше ничего никогда не будет. Кир закончит школу, уедет - куда он там собирался, в Ёбург, Новосиб, Москву? Они разлетятся, разойдутся по огромной стране. Осядут, найдут работу, женятся, пустят корни, вымарают, вычеркнут друг друга. И никогда, никогда в жизни больше не увидятся. Может, только на встрече выпускников спустя десяток лет.
Антон растравливал себя этими мыслями. Воспоминаниями, долгими, подробными - слов, движений, прикосновений, улыбок, голоса, смеха. Песнями, фильмами, книгами. Их местами. Оказывается, так много было “на двоих”.
И так жаль становилось. Себя, его, их недолгих месяцев. Расплывалась, терялась причина ссоры. Что там между ними такого произошло? Оставалась лишь тяжёлая, ледяная картинка их безрадостного будущего.
Антон зарылся в рюкзак - стёрка ускользнула, закатилась глубже. Под руку попался неаккуратно сложенный листок бумаги с карандашными линиями. Не выбросил, что ли? Он развернул рисунок и громко прыснул. Начали оборачиваться, англичанка повысила голос и строго зыркнула в его сторону, протягивая руку. Отдай, мол.
Ну уж нет. Антон запихал рисунок обратно, в рюкзак и напоследок, не выдержав, расправил снова, тайком, под партой.
Два чудовищных существа целовали друг друга губами-гусеницами, переплетаясь ветками рук и ног. К существам тянулись стрелки с их именами. Кир и Тоха.
“Хочу с тобой целоваться и… “. Дальше было жирно зачирикано - понимай, как знаешь.
Я тоже, подписал Антон.
Я тоже.
========== 9 ==========
Комментарий к 9
Свела с “Северным сиянием” - события, которые там описываются, произошли между 8 и 9 главками.
Кир притащил новый альбом “Алисы”, сразу в плеере - сам всю дорогу слушал, - сунул Антону наушник в ухо - зацени! - и затарабанил пальцами по воздуху.
- И здесь тема ещё прикольная… Сейчас, вот тут.
Залез на кровать к самой стенке, так, что Антон оказался под его согнутыми в коленках ногами.
Антон приподнялся повыше, чтобы не смотреть снизу вверх. Поморщился от движения. Рана не болела, чему там болеть, и правда оказалась лишь царапина. Но каждый раз кожа то натягивалась, то сжималась, беспокоила тонкую, живую коросту.
Кир наклонился к нему, приподнял за плечи, оглядел беспокойно и невесомо огладил грудь, живот.
- Лежал бы, - заметил он неестественно громко, перекрикивая музыку в наушнике.
Антон недовольно мотнул головой. И так почти неделю как медведь в спячке. Скоро кровать превратится в берлогу и заведутся медвежата.
Он прислушался, поднял палец, чтобы Кир выключил звук. В прихожей заскрежетал замок. Кир испуганно соскочил с кровати, запутался в проводах, едва не свалился, и поспешно забрался на компьютерный стул.
Мать распахнула дверь в комнату, ещё в пальто и шапке.
- Ты ел?
- Почти.
- Здравствуйте, - вставил Кир.
- Здравствуй, Кирилл. У тебя уже закончились уроки?
Хрена себе, подумал Антон. Теперь вообще никому приходить нельзя?
- Так уже полвторого.
- Да? - удивилась мать то ли на время, то ли на количество уроков. - Тогда поешьте оба. Нормально, а не бутерброды. И лекарство выпей.
- Есть, сэр, - бодро козырнул Антон.
- И недолго, - сдавленно донеслось уже из прихожей: мать надевала сапоги, вжикнула “молния”. - Тебе ещё заниматься. Слышишь, Антон?
- Слышу, слышу! - крикнул он в ответ и прыснул вместе с Киром. - Будешь меня кормить с ложечки?
Он запищал, как голодный птенец.
С матерью не то, что помирились, но это же мама. Антон глупо пытался спрятать порванную куртку, залепленный живот, но головокружение и тошноту так просто не скроешь.
Ирка только головой покачала - куртка, придумал тоже. Забот на полчаса.
Мать сначала испугалась, побледнела так, что Антону стало страшнее за неё, чем за себя. Вызвала скорую, позвонила врачу. Потом кричала, будто Антон кого-то порезал, а не его. Ночью они вернулись домой со списком лекарств на сейчас: перекись водорода, левомеколь, глицин, пирацетам, витамины аж в уколах, обезболивающие при необходимости, на потом, больничный - легальный домашний арест.
И, лёжа в постели, он со сжимающимся сердцем слушал и не хотел слышать, комкая в руках край одеяла, как она тихо плакала, вздыхала и молилась за тонкой стенкой.
Кир выдавил таблетку из блистера. Маленькая белая капля. Протянул ее на подушечке указательного пальца Антону. Тот послушно открыл рот, поднял язык, поспешно сжал зубы, но Кир успел. Антон засмеялся - надо же, наученный.
- Чаю, раб, - приказал Антон, погоняв таблетку языком.
Это он сейчас так осмелел. Первые дни после примирения прошли в радостно-пугливом, недоверчивом счастье. Антон и не думал, что будет с таким восторгом перекатывать искрящиеся шарики своей словно возрождённой взаимности. С матерью понятно - рано или поздно вернётся их привычное общение. С Киром такой определённости не было. И так ярко, полно на их фоне холодных, тоскливых мыслей, картинок, сверкали его чувства, которым он сам пока не мог дать название.
Кир выгнул бровь. Только одну - умеет же. Антон привычно залип, но тут же опомнился и выставился в ответ. Что? Кто здесь больной, в конце концов?