— Мир? — тихо спросил Антон.
Кир завозился, словно ему всё стало вдруг мешать, колоться и жать. Антон ждал.
— Только не рисуй её больше, — буркнул Кир себе под нос.
— Не буду, — засветился Антон. — Это ты себя ещё не видел.
И подмигнул, глядя на обалдевшее лицо Кира.
Комментарий к 5
Как я пишу - раз в несколько месяцев - пусть будет статус “закончен”, а то там долгая песня ))
========== 6 ==========
— У тебя девочка, — Кир постучал своим телефоном об Антохин. — А у меня мальчик.
— Это почему ещё?
Антон втиснул потрёпанный жизнью Сименс в задний карман джинсов, похлопал себя спереди — ничего не забыл.
— Потому что у меня есть антеннка, а у тебя нет.
Кир покрутил перед носом «раскладушкой» с коротким отростком.
— А ты, значит, намекаешь? — Антон засмеялся, перехватил его руку. — Намекаешь, да?
Кир поиграл бровями, увернулся, отскочил в сторону, завёл руку за спину. Антон навалился на него, плотно прижимаясь, и переплёл пальцы.
Кир перестал улыбаться, посмотрел на него внимательно, лицом к лицу. В карих глазах при ярком солнце появлялась зелень. Внутри скручивало от волнения, тепла, близости; внизу живота трепетало.
Антон набычился, прижал подбородок к груди, словно собирался боднуть. Кир быстро чмокнул его в нос и отскочил.
— Ах, ты! — Антон кинулся за ним. Кир отгородился компьютерным стулом на колесиках, с азартом сдвинул его в одну сторону, в другую. — Схвачу, словлю, поймаю, покусаю!
Кир заржал, безошибочно узнавая фразу чарушинского Тюпы — вместе Альке читали.
Антон, воспользовавшись заминкой, вцепился в сиденье, дёрнул на себя и в сторону. Кир оттолкнул их обоих и кинулся в прихожую.
Антон, тяжело дыша, прижался спиной к стене у самой двери, как в засаде.
— Выходи, подлый трус! — крикнул он в коридор.
Ну и правильно — что Кир отстранился и сбежал, подумал Антон уже потом, на алгебре, под монотонный голос математички и гудение люминесцентных ламп.
Он погрыз заусеницу и посмотрел в окно. Енисей ещё морозился, скованный льдами, из набухшего серого неба лениво сыпался снег.
К Киру тянуло. Дотронуться, обнять, поцеловать. И всё остальное — тоже. Но всё остальное было странно, непонятно, страшно. Антон представлял и нет, как это может быть у них.
Киру тоже хотелось — он чувствовал. Трудно такое не почувствовать, прижимаясь друг к другу. Антон бы позволил прикоснуться к себе. Ну, ему казалось, что позволил бы. А Кир ускользал.
На школьной доске логарифмическая функция занудно принимала все значения на заданном отрезке. Антон бездумно переписал уравнение, пририсовал на полях сжатый кулак мировой революции.
Может, и правильно. Антон бы и позволил, и полез сам первым, а дальше-то что?
Эфемерно-понятное, скабрезное, грязно-запретное «трахаться» размывалось, когда Антон пытался вместить в него их двоих.
Раньше он был уверен: любовь без секса — извращение и книжная выдумка. Кто так не считает в едва семнадцать? Но Антон трахался со Светкой, на которую ему наплевать, и по дуге отводил руку от стратегических мест Кира.
А хотелось дальше, ближе. Сначала непонятно чего, когда от одних лишь взглядов в животе крутило так, словно отравился чем-то.
И всё большего и большего — когда догадался.
Чем этих взглядов, в которых Антон увидел, считал всё то же, что чувствовал сам — любование, непонимание, сомнение, оценивание, бессилие, желание быть вместе и чтобы обязательно своим, ревность, всё вперемешку. Чем долгих разговоров и споров обо всём подряд.
Большего, чем прогулок, компанией, вдвоём, когда пинали друг другу камень, как мяч, чтобы спрятать смущение, и вдруг ставших неловкими пальцев, обнявших низкое пламя зажигалки перед склонившимся к ним лицом.
Чем игр по сетке, переданных из рук в руки книг, дурацкой учебы, переписки в вк, в аське, по смс. Чем полудружеских объятий, невзначай закинутой руки на плечо, когда Антон вис на его шее, якобы пьяный и якобы в шутку. Когда Кир нёс его на руках, как невесту, и это всем казалось смешно, потому что ни у кого не замирало сердце.
Чем неуклюжего поцелуя, когда легче сразу под поезд, так страшно, так стрёмно и в животе не бабочки, а лишь бы не пронесло от волнения. И потом Кир ел одной рукой, поднимая по очереди то ложку, то хлеб, потому что другой не отпускал пальцы Антона, так смешно, и чертовски трогательно и приятно.
Но, оказывается, даже всё это может стать важнее секса…
— Трошкин, хватит мечтать! Грачи ещё не прилетели.
— Трошкин, даже не мечтай, они вообще к нам не прилетают, — резво откликнулся Рыжий.
Кто-то радостно заржал. Антон осклабился, передразнивая.
… Не важнее секса с Киром, конечно.
========== 7 ==========
- Что это? Что это, а? Я тебя спрашиваю!
У матери затряслись руки, она опустила их на колени, вместе с дневником, ярко исписанным красным. Как осквернённая вандалами стена. По полям окрысились его рисунки.
Мать вдруг осела, словно расплылась и тихо завыла, покачиваясь.
- Ну за что мне это, а? За что?
- Мам, ну не надо, мам, ну.
Хотелось обнять её, сказать, что она ни при чём, и это всё он сам, и он всё исправит.