И всех их создал Бог

Из моих глаз чуть не брызнули слезы. У меня изо рта вырывали кусок, который я в него еще даже не положил! Но делать было нечего. Я бросил вилку и выбежал наружу. Такси с обычной в Турции бешеной скоростью примчало меня на почту, и толстуха, лучезарно улыбаясь, кивнула на телефон.

— Алло! Алло! Алло! — надрывался я почти минуту, а потом слабенький голос пискнул среди треска что-то вроде «миста Харьо, миста Харьо?».

— Да, да, Хэрриот слушает! — крикнул я, на чем все и кончилось.

Не стану докучать читателям подробностями моей борьбы с телефоном. Достаточно сказать, что длилась она почти час, что порой голосок пищал свое «миста Харьо?», но мои отчаянные вопли оставались без отклика. Лишь один раз, точно луч света, рассекающий тьму подземелья, очень английский голос отчеканил мне прямо в ухо: «О Господи! Ничего не слышно!» Наконец-то Лондон! Я готов был разрыдаться в трубку, но вновь наступило потрескивающее безмолвие.

Улица за окном померкла, надеяться больше было не на что, я поблагодарил толстуху и ушел.

На обратном пути в гостиницу меня грызла черная тоска: я застрял в Стамбуле без всякой надежды когда-нибудь вернуться к семейному очагу, развлекательная поездка на сказочный Восток обернулась полным фиаско, никогда в жизни я не томился таким голодом и в довершение всего остался без ужина.

А главное, что я скажу моим друзьям-фермерам? Вина, конечно, не моя, но ведь я взялся что-то устроить и полностью их подвел.

Джо с Ноэлем ждали меня в обеденном зале. Не успел я войти, как Ноэль вскочил на ноги.

— Мы попросили, Джим, оставить вам горячее! — крикнул он, выскочил за дверь и через минуту вернулся с тяжело нагруженным подносом.

Меня очень тронуло, что они не только позаботились о моем желудке, но и ни о чем не спрашивали, пока я не съел все, вплоть до последней крошки великолепного хлеба. Только тогда оба вопросительно посмотрели на меня.

— Извините, ребята. Ничего не вышло! — И я поведал о сорокапятиминутном треске в телефонной трубке. Они заметно приуныли.

— Так что же нам делать-то, Джим? — буркнул Джо, уставившись на свои колени.

Еще несколько минут назад я ответил бы: «Понятия не имею!» — но, по-видимому, от сытости у меня прояснилось в голове.

— Наличных у меня маловато, — ответил я. — Но чековая книжка с собой. Завтра поеду на аэровокзал, оплачу чеком три билета до Лондона в кассе Британской авиакомпании, а дома экспортная фирма возместит мне этот расход. Так просто! Только зря время потерял на почте!

Мы сразу повеселели, а я, увидев, что мимо открытой двери прошел капитан Берч, выбежал к нему и сообщил о нашем решении.

— Пожалуй, так будет лучше всего, — согласился он и посмотрел на свои часы. — Можно было бы обратиться в английское консульство, но уже десятый час и вряд ли они сумеют что-нибудь устроить в такое время. А мы улетаем завтра в десять. Да, вы нашли наилучший выход из положения.

Он пошел дальше по коридору, а мы трое возликовали.

— Все в порядке, Джим, старина, — объявил Джо. — Значит, можно и душу отвести. Здешнего пивка мы ведь так и не попробовали!

Конечно, только наивные простаки-чужеземцы вроде нас могли отправиться на поиски питейного заведения в незнакомом мусульманском городе, но мы, полные приятных предвкушений, без промедления погрузились в такси.

Ночная жизнь Стамбула, казалось, еще только-только вступала в свои права, на улицах было полно прохожих, а машины неслись даже быстрее, чем днем, и я с большим облегчением открыл дверцу, когда такси доставило нас в центр города — так, во всяком случае, хотелось мне верить. Жаркая густая темнота, окончательно убедившая меня, что я все-таки нахожусь на Востоке, плотно окутала все достопримечательности, зато ярко горели витрины и воздух благоухал всякими таинственными ароматами, среди которых преобладал крепкий запах турецкого табака.

В небольших интереснейших лавочках покупателям предлагали ковры и бесчисленные местные сувениры, и меня поразило множество булочных, бойко торговавших всевозможными мучными изделиями, очень сладкими на вид.

Перейти улицу нечего было и думать, машины неслись нескончаемым потоком. Нет, местные жители ее все-таки переходили, но на моих глазах машина сшибла щуплого человечка, едва успевшего добраться до середины. Я ужаснулся. В Англии того, кто сидел за рулем, ожидал бы большой штраф и суровый выговор из уст судьи, здесь же к злополучному пешеходу в неизбежной рубашке и легких брюках, который стоял, дрожа и растирая ушибленную поясницу, приблизился грозный полицейский в шлеме, потряс у него над головой дубинкой и принялся его отчитывать. В потоке непонятных звуков мне несколько раз послышалось слово, похожее на «идиот». На шофера блюститель порядка даже не взглянул.

— Джим, смотрите-ка! — Джо толкнул меня локтем, показывая на какую-то дверь. — Туда много народу заходит. Пошли, а?