И всех их создал Бог

Мы поднялись по длинной лестнице и вышли на террасу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась плоской крышей, где десятки мужчин в рубашках с закатанными рукавами, сидя за маленькими столиками, курили и — к большому отвращению фермеров — смаковали кофе в крохотных чашечках.

Мы хотели было ретироваться, но в нас уже вцепился официант. Пришлось сесть и заказать кофе. Он оказался очень густым и очень сладким. Мои друзья скривились, но мне он скорее понравился. Да и приятно было спокойно посидеть тут над грохочущей улицей, наслаждаясь местным колоритом (как мне, во всяком случае, казалось).

После кофе мы продолжили наши странствования, но Джо с каждой минутой все больше мрачнел. Внезапно он сделал стойку.

— Ребята, глядите! Вот это больше похоже на дело!

За широким стеклом в ярко освещенном помещении сидели мужчины и женщины с высокими бокалами в руках. И нигде ни единой кофейной чашечки!

Джо уже исчез за вращающейся дверью. Мы сели за свободный столик, и Джо знаком подозвал официанта.

— Пить! Пить! — потребовал он, а заметив, что официант его не понимает, поднес к губам воображаемый стакан.

Официант улыбнулся и тотчас подал нам на подносе три бокала с малиновой жидкостью. Я протянул ему деньги, он покачал головой, засмеялся и убежал.

— Что за черт? — Джо пригубил и скривился даже больше, чем от кофе. — Лимонад, чтоб ему!

Я последовал его примеру. Ну нет! Вовсе не лимонад, а пронзительно сладкий, липкий сироп без малейшей примеси алкоголя. Впрочем, Ноэль (как мне показалось, не очень большой любитель спиртного) продолжал прихлебывать это пойло с явным удовольствием.

— А неплохо! — заметил он.

Джо поглядел на него с омерзением. Но тут вернулся официант и поставил перед нами блюдо, полное сладкого печенья. И снова отверг деньги.

Печенье оказалось более сухим вариантом кофе и малинового сиропа. Видимо, Стамбул был в основном населен сладкоежками. Действительно, вокруг нас нарядно одетые посетители — дамы все больше в белых вечерних туалетах — увлеченно грызли печенье, запивая его жидкостями всех цветов радуги: и ослепительно малиновыми, и столь же ослепительно синими, зелеными, золотистыми…

Мой взгляд задержался на группе играющих между столиками детей, и в душу закралось жуткое подозрение.

— Ребята, — сказал я, — знаете что? По-моему, мы пристроились к какому-то семейному празднику.

Они привскочили как ужаленные, а я добавил:

— Видите, дети играют, а взрослые бродят от столика к столику, болтают, словно все друг с другом хорошо знакомы!..

Я замолк, потому что в дальнем конце комнаты появилась красивая молодая пара: он — в темном костюме, она — в сверкающем блестками белом платье.

— Это же свадьба! — ахнул я.

Так оно и оказалось. Новобрачные тем временем обходили гостей, и, когда они приблизились к нашему столику, я почти не сомневался, что нас попросят выйти вон. Однако я ошибся. Видимо, наше появление было сочтено большой любезностью с нашей стороны. Они приветливо улыбнулись, пожали нам руки, а потом невеста подарила каждому из нас длинную серебряную нитку, сопроводив этот жест церемонным поклоном. Я решил, что таков местный обычай, знаменующий уважение к гостю, а нитка выдернута из ее фаты. Так это было или не так, но нитку я хранил в своем бумажнике много лет, пока она совсем не рассыпалась.

Мы еще не успели оправиться от изумления, когда на возвышении у дальней стены появились двое мужчин в национальном турецком одеянии. Сначала они явно разыгрывали что-то вроде скетча, потому что вскоре вокруг послышался громкий смех. Затем один достал однострунную скрипку, а другой запел с теми протяжными переходами, которые всегда ассоциируются с восточными странами.

Не знаю, пел ли он любовную песню, про счастье или про горе, но я вдруг почувствовал, что нахожусь очень далеко от дома. И поймал себя на том, что у меня слипаются глаза. Поглядев на моих друзей, я обнаружил, что Джо клюет носом, а Ноэль мирно посапывает, склонив голову на грудь.

Я тихонько встал и спросил, не пора ли нам вернуться в гостиницу. Уговаривать их долго не пришлось.

Спустившись в подвал, я соорудил себе постель из старых одеял, по-прежнему покоившихся на стуле, и мгновенно уснул. Столь же мгновенно меня разбудило протяжное подвывание, точно такое же, какое я слышал на свадьбе. Мне даже показалось, что оно мне снится. Но, увы, просто в номере надо мной кто-то что-то праздновал. Взрывы хохота, музыка, топот танцующих ног… Кое-как уснуть мне удалось далеко за полночь.

Глава тридцать третья

Я стоял, опустив голову и положив руку на большую гильотину, высотой мне по грудь. Господи! Так ведь точно в такой же позе стоит, опираясь на топор, замаскированный палач в ожидании своей жертвы. Сколько таких картинок видел я в исторических книгах! Казнь сэра Уолтера Рэли, казнь Томаса Мора, да мало ли еще кого! Впрочем, маски на мне не было, стоял я по колено в соломе посреди загона, а не на эшафоте, и предстояло мне не отрубить положенную на плаху голову какого-нибудь злополучного вельможи, но ампутировать рога у быка.