И всех их создал Бог

Ах, с каким облегчением я вышел на улицу и увидел на расстоянии десятка шагов нашу маленькую машину! Мы тронулись, и я словно впервые заметил, как она трясется, подпрыгивает и гремит. В первый и в последний раз в жизни я пожалел, что езжу не на «роллс-ройсе».

Двадцать пять миль до Дарроуби мы преодолели не менее чем за столетие. Хелен сидела возле меня очень тихо, лишь изредка закрывая глаза и судорожно вздыхая, а мое сердце выбивало дробь о ребра. Когда мы въехали в наш городок, я повернул направо.

Хелен удивленно на меня посмотрела:

— Куда ты едешь?

— К сестре Браун, а куда же?

— Какой ты глупый! Еще рано.

— Но… А ты откуда знаешь?

— Знаю — и все! — Хелен засмеялась. — Я ведь уже родила тебе сына. Или ты забыл? Едем домой.

Вне себя от дурных предчувствий, я повернул к Скелдейл-хаусу и только поражался спокойствию Хелен, пока мы поднимались по лестнице.

Так продолжалось и когда мы легли. Она, несомненно, испытывала боль, но стойко ее переносила и принимала неизбежное с такой безмятежной твердостью, какой я в себе не находил и в помине.

Вероятно, я все-таки незаметно задремал, потому что было уже шесть утра, когда Хелен подергала меня за плечо.

— Пора, Джим, — сказала она деловито.

Я слетел с кровати, словно ее опрокинули, кое-как оделся и закричал через лестничную площадку тете Люси — тетке Хелен, которая гостила у нас в ожидании этого события:

— Мы едем!

Из-за двери донесся ее голос:

— Хорошо. За Джимми я послежу.

Когда я вернулся в спальню, Хелен неторопливо одевалась.

— Джим, достань из шкафа чемоданчик, — попросила она.

Я открыл шкаф.

— Чемоданчик?

— Ну да. Вон тот. Там мои ночные рубашки, зубная щетка, распашонки и вообще все, что мне может понадобиться. Неси его в машину.

Стиснув зубы, чтобы не застонать, я отнес чемоданчик в машину. В прошлый раз все это происходило в дни войны и без меня — к моему большому сожалению. Однако теперь я вдруг поймал себя на трусливой мыслишке, что, пожалуй, предпочел бы оказаться сейчас где-то совсем в другом месте.

Раннее майское утро было чудесным, воздух полнился той свежестью наступающего дня, которая так часто успокаивала мое раздражение, когда я отправлялся по вызову ни свет ни заря, но нынче я вел машину, ничего вокруг не замечая.

Ехать нам было всего полмили, и через две-три минуты я уже затормозил перед Гринсайдским родильным домом. Название звучало солидно, если не величественно, однако было это лишь скромное жилище миссис Браун, дипломированной медицинской сестры, где в двух спальнях на втором этаже появлялась на свет значительная часть молодого поколения Дарроуби и его окрестностей.

Я постучал и толкнул дверь. Сестра Браун ласково мне улыбнулась, обняла Хелен за плечи и увела ее наверх. А я остался стоять в кухне, испытывая тоскливое ощущение одиночества и беспомощности, в которое ворвался бодрый голос:

— А, Джим! Утро-то какое!

Клифф, супруг сестры Браун, сидел за завтраком и поздоровался со мной небрежно, словно мы случайно встретились на улице. На его губах играла обычная добродушная улыбка, и я ожидал, что он сейчас вскочит, схватит меня за руку и произнесет что-то утешительное.

Однако он продолжал с аппетитом уничтожать яичницу с салом, сосиски и помидоры, наваленные грудой на его тарелку, и я сообразил, что изнывающие от тревоги мужья — зрелище для него самое привычное.

— Да… да… Клифф, — ответил я. — День, думаю, будет жаркий.

Он рассеянно кивнул, отодвинул очищенную тарелку к пустой миске со следами овсянки и принялся за хлеб с мармеладом. Сестра Браун, которая славилась не только как повитуха, но и как кулинарка, судя по всему, ревностно заботилась, чтобы ее муж, очень крупный мужчина, шофер грузовика, не упал бы в голодный обморок с утра пораньше.

Я глядел, как он обстоятельно накладывает толстый слой мармелада на краюшку, и с замиранием сердца прислушивался к поскрипыванию половиц у себя над головой. Что происходит там, в спальне?

Видимо заметив, что я принадлежу к типу наиболее беспокойных мужей, Клифф отложил краюшку и озарил меня особенно широкой улыбкой. Он был очень милым человеком, одним из самых приятных в нашем городке.

— Да не берите к сердцу, — сказал он мягко. — Все будет как надо.

Его слова слегка меня ободрили — во всяком случае, у меня достало духа сбежать. В те дни никто и помыслить не мог, чтобы муж присутствовал при родах с начала до конца, и хотя нынче это вошло в моду, я не перестаю поражаться бесстрашию молодого поколения. Уж Хэрриота пришлось бы на носилках унести задолго до развязки!

Зигфрид, войдя в приемную, сказал мне озабоченно:

— Вам лучше остаться тут, Джеймс. Я съезжу по всем вызовам. Только успокойтесь. Все будет отлично.

Но как тут успокоиться? Я на собственном опыте убедился, что человек, готовящийся вот-вот стать отцом, действительно без конца расхаживает по комнате взад-вперед, взад-вперед. Правда, я добавил собственный штрих, обнаружив, что внимательно читаю газету, держа ее вверх ногами.