Ткаченко записал название и адрес артели, где работал муж тети Маши, его фамилию, имя, отчество и другие данные. Позвонил домой и попросил, чтобы пришел в больницу Анатолий.
Анатолий пришел вечером, и не один, вместе с Сергунькой. Мальчишка весь сиял. И не успел еще Анатолий открыть рот, как Сергей выпалил:
— Толя получил письмо от моей мамы.
Сын протянул конверт не первой свежести.
— Действительно, откликнулась, — довольно улыбался молодой журналист, — вон куда моя статья попала, представляешь!
— Чему удивляться? — вступил в разговор Герасим Кузьмич. — Воздействие печатного слова, если оно правдивое, партийное слово, — проникает даже за решетки…
— А вы же, Герасим Кузьмич, не хотели мою статью печатать, — Анатолий воспользовался удобным случаем, чтобы уязвить заместителя главного редактора.
Вызывающий тон сына не понравился Ткаченко: «Лежачего не бьют». Он поспешил перевести разговор:
— Показывай письмо, о чем она пишет.
— Мама меня хочет видеть. Она меня любит, — радостно сообщил мальчик, — она ко мне вернется.
Об этом, собственно говоря, и было написано в письме. Мать Сергея благодарила журналиста за то, что он проявил заботу о мальчике, обещала, что, как только получит свободу, возьмется за ум и до конца дней своих будет делать все, чтобы сын мог ее простить, не стыдиться своей матери.
— И это не единственный отклик на мою статью, — сообщил Анатолий. — Правда, предсказание Станислава Иосифовича, что десятки читателей предложат свои услуги, чтобы усыновить Сергея, не оправдались…
Мальчишка помрачнел, засопел носом. Это не ускользнуло от глаз Павла Петровича.
— Ты бы думал, прежде чем говорить. Расхвастался не в меру.
— А что я такое сказал? — пожал плечами Анатолий.
Но ответил ему не отец, а Сергунька:
— Если я вам лишний, можете меня в субботу и не брать. Все равно скоро мама приедет.
— Дурень, кто тебе сказал, что ты нам лишний?..
Герасим Кузьмич торжествовал:
— Вот она, твоя недоработка, Павел Петрович. Видишь плоды зазнайства.
Анатолий, с трудом сдержав себя, чтобы не ответить грубостью на замечание заместителя главного редактора, примирительно спросил у отца, зачем он хотел его сегодня видеть.
— Разговор длинный, пойдем в коридор. Чтобы не мешать Герасиму Кузьмичу…
Выслушав историю тети Маши и просьбу отца — поговорить с мужем женщины, побывать в артели, где он работает, Анатолий отказался:
— Извини, у меня есть дела и поинтересней. Встретил на днях меня товарищ Курелла, подкинул одну темку… Вот если бы ее вытянуть, прозвучала бы.
— Ладно, этим неинтересным делом я займусь сам.
— Не советую. Вот купил книгу воспоминаний военных корреспондентов. Почитай. Созвучно теме твоей повести. Мой совет — не разбрасывайся.
— Спасибо за совет. А тебя, Толенька, я хочу предупредить. Смотри, чтобы голова не закружилась. Реже ссылайся на первого секретаря горкома… Что-то давно Женя ко мне не заглядывала.
— Не знаю. Я сам ее редко вижу. Ну, мне пора.
— До свидания. Подумай над тем, что я тебе говорил.
Ветер в лицо
Веселый день. Мы даже собирались выпустить первоапрельский номер «Зари» с шутками, курьезами, розыгрышами. Олег Игоревич сумел всех увлечь этой идеей. Работали с интересом, но разыграли, оказывается, сами себя.
Передо мной лежит сегодняшний номер нашей «Зари», и смеяться хочется навзрыд. Вчера получили по ТАССу доклад, большой, очень важный, нужный. Пришлось давать в номер и — прости-прощай все наши задумки.
— Газета есть газета, — глубокомысленно изрек наш ответственный секретарь.
— Человек предполагает — ЦК располагает, — шепнул мне на ухо Виктор Светаев.
После планерки позвонила Женя, ехидно сказала:
— Прочла вашу газету. Очень остроумный номер. Все еще смеюсь… над собой. Я тебе, дуреха, верю, что ты занят, интересный номер готовишь, а ты, оказывается, ездил в Москву, доклад помогал составлять…
— Понимаешь, Женюрка…
— Я все прекрасно понимаю, — и повесила трубку.
Не стал я ей звонить. Злится. Ну и пусть! Вообще она последнее время часто хмурится. Причем совершенно напрасно. Недавно случайно я встретил студентку из Ленинградского университета, вместе начинали учебу на факультете журналистики. Я ей показал достопримечательности Принеманска, затем посидели немного в кафе. Об этом узнала Женя и начала ехидничать. Попытался отделаться шуткой:
— Сколько раз я видел тебя с девушками и никогда слова не сказал. Я же один раз пошел со знакомой, и ты уже недовольна. Где же равноправие! Разве это справедливо?
Женя не поняла юмора. Оправдываться мне не в чем, объяснять — нечего вроде. А может быть, ей все-таки позвонить, разыграть в связи с первым апреля?
Так и живем. Ссоримся, злимся, а друг без друга скучаем. Уверен, что она сейчас ждет моего звонка.